Татьяна Лиса - Линия жизни

– Спасибо, дорогая! – взяла я протянутый конверт, – Ты сегодня ослепительно выглядишь.

– Спасибо, – улыбнулась она и невольным жестом коснулась груди. Там, скромно покоясь в ложбинке, сияла золотая цепочка. Вообще – то, я не имела ввиду украшение, но Леночке, скорее всего, жених опять подарил «сувенирчик», вот она и радуется такому проявлению внимания.

Пройдя в свой кабинет, я вскрыла конверт. В нем, на фирменном бланке компании «Вегатранс» красивым почерком было выведено название какого – то сайта, а снизу размашисто – фамилия Острокостова.

Это что значит? Что мне надо ознакомиться с этим сайтом?

– Ладно, раз Дашка советует, посмотрим, что там может быть, – сказала я сама себе и пошла к кофеварке. Раз уж такое дело, раз уж все – равно интернет штудировать, можно и кофейку заодно попить.

Сварив кофе и прикурив сигаретку, загрузив сайт и поудобнее устроившись в кресле, я принялась изучать то, что мне предлагалось. А предлагалось то, что с трудом укладывалось в моей голове. А то что укладывалось, вызывало острое чувство тоски и тревоги, чувство беспомощности и щемящей жалости к тем, кого это касалось.

Оказалось, что владелицей сайта была сама Острокостова, и основала она его еще десять лет назад. Кто уж над ним работал, кроме нее, неизвестно, однако объем информации впечатлял, – за день я не изучила и половины.

На главной странице сайта, которая была оформлена алыми розами по черному фону, белыми буквами мерцало название: «Сердце, взрывом разорвав…»; в левом верхнем углу была размещена фотография молодого смеющегося Припята с черной ленточкой в уголке и надписью: «Памяти Вадима Валерьевича Ященко посвящается»; под его фотографией шла ссылка: «Помним, жалеем, скорбим», переход по которой открывал целый список погибших чернобыльцев. Клик по фотографии открывал страницу, посвященную конкретно этому человеку. Посмотрев несколько, я начала плакать и перешла на другие темы.

Тем было много. Изучая их, мне оставалось только лишь вздыхать над собственной дремучестью. Вот как получается, пока Припят в свое время что – то рассказывал, я это слушала, уясняла, сопереживала людям, ужасалась масштабам катастрофы, а как только школу закончила, – как отрезало. Я закрыла глаза, заткнула уши и больше никогда не интересовалась проблемами Чернобыля, не задумывалась о поломанных судьбах людей, о безжалостно загубленных детях.

Всего из – за последствий аварии умерло около восемнадцати тысяч людей, включая и детей, которые вызывали во мне самое наибольшее сострадание. Я перекусала себе все губы, пока читала маленькие истории о маленьких жизнях. Дашка расстаралась, – она не ограничивалась сухими фразами о масштабах катастрофы, она преподносила ее в лицах. Фотографии ребятишек, факты из их жизней, – это задевало каждую струнку в моей душе. То, что эти маленькие сокровища умерли, так и не повзрослев, тяготило меня неимоверно.

Тяготило и то, что многие из выживших превратились в калек и инвалидов, изначально не имея для этого никаких предпосылок. Каждое утро они просыпались и бежали играть, смеяться и радоваться. А потом, – раз, и вся жизнь потерпела крах. Как же это было страшно и несправедливо.

Шоком стало то, что в радиоактивной зоне отчуждения до сих пор живут люди. Люди и радиация, – как это было возможно? Оказалось, очень даже возможно. На сайте приводились данные о том, что постоянными жителями Чернобыля являются работники зоны атомной электростанции и местные жители. Чем конкретно занимались работники зоны, кроме того, что добровольным образом получали регулярное облучение, я не поняла, а вот местными жителями заинтересовалась.

Оказывается, что помимо Чернобыля и Припяти волна радиации накрыла еще несколько десятков деревень и населенных пунктов. Почему я не интересовалась этим раньше? Ведь оказалось, что эта катастрофа была еще больших масштабов, чем я себе представляла. К примеру, чиновники рапортовали, что весь радиоактивный материал четвертого реактора ЧАЭС находится под бетонным саркофагом, и скромно умалчивали о том, что он неумолимо разрушается. Оказывается, над ним необходимо установить новый саркофаг, а на это необходимо несколько десятков миллиардов рублей.

Скромно умалчивался и тот факт, что некоторые люди после того, как улеглась вся шумиха, вернулись тогда в свои дома и благополучно там проживают до сих пор. Я умилялась, глядя на стареньких бабушек в платочках, плакала, когда читала, что многие из них уже умерли от старости, и поражалась, что на момент интервью они были такими бойкими и жизнерадостными, а теперь вот и их не стало…

Удивительное это место – зона отчуждения. Кажется, что время там остановилось. Фотографии тех мест дают четкое представление о жизни людей в то далекое советское время. Дома, улицы, парки и площади, – когда – то они были наполнены жизнью. Один парк в Припяти, вообще, имел положение ни разу не посещавшегося – его готовились открыть к 1 мая 1986 года. Не успели…

Многоквартирные дома и деревянные избенки, дома культуры и столовые общепита, брошенный транспорт и песочницы во дворах, – не важно, что это было, – но все имело статус: «сделано в советском союзе». Представляю, какая ностальгия мучила тех людей, что тоже были родом из СССР… Странно было видеть, что в наше время со всеми достижениями и благами цивилизации где – то был законсервирован целый пласт другой жизни. Той, которой мы все когда – то жили. Той, что у многих осталась только в памяти…

– Мать, ты чего? Плачешь, что ли? – я, быстро поморгав, обернулась на голос и увидела, что в приоткрытую дверь наполовину всунулся Иван. Удивление на его лице граничило с испугом.

– А ты чего здесь? – спросила я.

– Ну ты даешь! Я вообще – то тут на работе! – покачал он головой и, прикрыв за собой дверь, все – таки зашел в кабинет. Усевшись напротив, потребовал: – Рассказывай!.

– Что рассказывать?

– Почему ты слезы крокодильи льешь, рассказывай. Дома что – то не так? – взяв мои сигареты, Иван глубоко затянулся. Странно, но, когда я начала курить, с его стороны не последовало ни одного вопроса.

– Да нет, дома все нормально… Вот ты мне скажи, Вань, ты что – нибудь о Чернобыле слышал?

Иван выпустил колечко дыма, и одарил меня взглядом типа «о, да тут клиникой попахивает…».

– Да я не об этом! – отмахнулась я. – Ты что – нибудь о том, что там после взрыва происходило, знаешь?

– А что там происходило? Пол страны перетравили, пол планеты перегадили, а над реактором хоть и возвели саркофаг, но он все – равно продолжает фонить.

– А я вот ничего этого не знала…

– И что? Теперь узнала, и слезы сидишь льешь? Ну, ты, мать, точно двинутая!

– Так ведь жалко…