Ульяна Сергеева - Дом с вишневыми ставнями

– Сегодня вы уже не первая девушка с такой просьбой. Наверное, вы приехали на прощание с фрау Луизой? – мягко и ласково спросила она.

– Да, вы правы. Она была дорога многим, уверена, приедет очень много друзей и близких, – сдержанно ответила Берта. Она была достаточно закрытой и не готова была откровенничать с незнакомцами.

– Давайте посмотрим вот эти три платья, – Берту проводили в примерочную, где она примерила все три одеяния безутешной печали.

Она так редко носила платья, что даже удивилась своему отражению в зеркале. Она стала взрослее, глаза смотрели прозрачно и вдумчиво, волосы колосились, как спелая золотистая рожь.

Берта решительно выбрала третье, самое скромное, платье длиною чуть ниже колена с длинными рукавами и белым кружевным воротничком. «Бабушка бы расстроилась, увидев меня полностью в черном», – оправдывала она себя. Бабушка всегда говорила, что даже в самые черные и тяжелые времена нашей жизни мы не должны забывать о слабом, но согревающем проблеске надежды.

«Этот кружевной воротничок будет моим символом надежды во время похорон. Это будет мой спасательный круг, рука друга, если я начну тонуть в потоке моих слез или воспоминаний», – решила Берта и, поблагодарив продавщицу, направилась в платье к церкви, где уже толпились люди и большими корзинами вносили цветы.

Глава 6.

Остроконечный шпиль на церковной колокольне пронзил апрельское лазурное небо, и облака сбежали от него, предпочтя поиграть в салки в солнечных переливах высоко над землей.

Берта остановилась, не решаясь войти в церковь, тихую обитель, где новорожденных крестят в медной купальне и где затем однажды провожают в неизведанный путь.

Берта не могла назвать себя глубоко верующей. Она редко бывала на мессах, не ходила на исповедь, не молилась дома. Но она чувствовала, что где-то в ее сердце жил свет, и в сложные периоды жизни он пробивался наружу, как робкие бутоны подснежников в конце зимы, и помогал ей.

В детстве родители часто ссорились, и Берта мысленно умоляла, чтобы это прекратилось. Со временем они развелись, и Берта не знала, считать ли это ответом на ее мольбы – ведь ей всего лишь хотелось, чтобы они лучше ладили.

Но сейчас, стоя в черном, как ночь, платье, перед церковью, где ждала ее любимая бабушка, Берта вздохнула и произнесла совершенно искренне: «Господи, пожалуйста, прими мою бабушку Луизу к себе. Прошу тебя, Господи! Аминь.»

Идти стало легче, и Берта проскользнула в приоткрытую высокую дубовую дверь. Церковь освещал приглушенный свет, горели свечи, витал аромат цветов и ладана. Ровными рядами, словно на параде, выстроились скамейки. Все они были заполнены людьми.

Вдалеке Берта увидела свою маму Эленор и нескольких дальних родственников. Все они были одеты так элегантно, насколько позволяет скорбь. Берта сделала маме знак рукой, и они встретились у большой колонны.

– Здравствуй, милая, мне так жаль, – протянула к ней руки мама.

Они обнялись, и Берта удивленно произнесла:

– Сколько же здесь людей, мама.

– Да, дорогая, бабушка была таким добрым и светлым человеком. Здесь и родственники, и соседи, и друзья. Многие, как и ты, приехали из других стран проститься с ней. Кстати, возможно, этот комплимент неуместен, но тебе очень идет это платье, – мама старалась быть ласковой.

Эленор в любом возрасте и при любых обстоятельствах

умела выглядеть хорошо. После развода она больше времени уделяла себе и сейчас была утонченно красива: широкие черные брюки, женственный пиджак, классические лодочки на шпильке. Волосы аккуратно уложены на косой пробор – такие же светлые, как у Берты. Изящная оправа очков отвлекала внимание от ее проницательных серых глаз.

– Спасибо тебе, мама, – поблагодарила Берта. – Ты прекрасна, как всегда. Прощание скоро начнется?

– Да, Берта, мы пойдем одними из первых, среди родственников, – уточнила мама.

Скоро начали происходить события, которые Берта почти полностью пропустила – отчасти от того, что ее взгляд был прикован к скромному деревянному гробу с открытой крышкой. Когда началось прощание, ноги у Берты стали словно ватные, и она с трудом подошла к бабушке. Подойдя ближе, она вдруг отчетливо поняла, что это уже не бабушка. Было очень странно смотреть на любимого человека и понимать, что он не дышит. Не говорит. Не смеется. Не живет.

По щекам Берты потекли ручейки слез. Она наклонилась к бабушке и поцеловала ее. Волосы у фрау Луизы были

уложены, а на ней оказалось то любимое Бертой длинное бирюзовое платье. Она по-прежнему была красива, но теперь была похожа на большую тряпичную куклу. Берта вздрогнула от этой мысли и почувствовала, что бабушка уже где-то далеко-далеко. Фрау Луиза верила в Бога, и Берта всей душой надеялась, что бабушка теперь рядом с ним.

Бабушка Луиза мирно лежала в своей последней, такой неуютной постели, и ее лицо озаряла светлая улыбка. «Даже сейчас она единственная среди нас, кто так искренне улыбается», – вдруг осенило Берту. И поняла, что бабушке сейчас должно быть радостно и хорошо.

Она бросила взгляд на корзины с цветами – ими были заполнены все соседние столы. «Я принесу тебе чуть позже наших альпийских цветов, бабушка», – горячо пообещала Берта и села в уголок на скамью.

Глава 7.

На кладбище Берте было не по себе, и она затерялась среди скорбящих родственников. После того как на месте вырытой ямы появился аккуратный холмик с деревянным крестом, девушка захотела остаться со своей скорбью наедине. Она предпочитала неслышный диалог со своими чувствами и мыслями громким рассказам о жизни и добром нраве фрау Луизы.

Природа, несмотря на то что сегодня состоялось такое угнетающее и печальное событие, пела оду зарождавшейся весне. Берта шла к знакомым улочкам Миттенвальда через залитый медовым солнцем зеленый луг. Первые цветы уже показались из прохладной земли и нерешительно поглядывали по сторонам. Ветер слегка раскачивал их, как нежные колокольчики, и они тихо шептались между собой.

Берта вышла на дорогу. Тяжелая сумка уже порядком вытянула правое плечо, и усталость накрывала ее, как теплое пуховое одеяло. «А куда же я иду? – очнулась от своих дум Берта, – нужно проверить, есть ли места в гостинице». Но ноги сами вели ее туда, куда больше всего тянулось ее сердце – к коричному домику с вишневыми ставнями. Берта подошла к нему и остановилась.

Дом был по-прежнему ухожен и густо выкрашен, у входа лежал чистый половичок, а в саду и на лестнице у порога распускались персиковые крокусы и веселые, солнечные нарциссы.

Но дом был одинок, как покинутое дитя. Никто не раздернул занавески сегодня утром, и дом, казалось, спал, преданно ожидая свою хозяйку. «Она больше не придет», – осторожно прошептала ему Берта и только сейчас действительно осознала это. Не в силах сдерживать больше слезы и отчаяние, Берта присела на свою сумку у ажурной ограды дома и горько заплакала.