Натали Бизанс - Исповедь. Мистический роман. Книга первая

На дворе стояла во всём своём праздничном убранстве золотая осень. Дорога до больницы казалась невыносимо долгой, и (хотя Виктор вёл машину очень аккуратно) я думала, что разорвусь пополам, даже не дотянув до родильного отделения. Сидеть было нельзя, потому ехала полулёжа, придерживая свой крепкий, как арбуз, живот.

Когда, наконец, добрались до клиники, боль стала столь невыносимой, что я, стиснув зубы, еле «выкатилась» из машины в добрые и надёжные руки любящего мужа. Осталось ещё несколько сот шагов, и мне помогут! Боже, как долго в такие моменты тянется время…

Попрощалась с Виктором, отправив его подальше от своей Голгофы, сдерживаться больше не было сил. Говорят, мои крики слышала вся больница в ту ночь, и на утро люди спрашивали, кого же родила женщина с таким звонким голосом?!

Шесть часов адских страданий на грани невозможного. В палату изредка заходили акушерки, проверяя, готова ли я, и опять уходили, оставляя совсем одну. Никогда не думала, что это так мучительно и страшно, кажется, всё – это конец.

Когда сказали, что пора идти на стол, ноги уже совсем не слушались, а впереди предстояло то, что я и представить себе не могла…

Не вдаваясь в подробности, скажу только, что роды прошли нелегко, я потеряла много сил и крови, а потом рыдала от счастья, увидев этот маленький, живой комочек, высвобожденный на свет. У нас родилась дочь. И (хотя все ждали мальчика) это было совершенно неважно, ведь произошло самое главное в жизни любой женщины – я стала матерью. Малышка закричала, и её куда-то унесли.

Ещё около часа меня штопали как разорванную тряпичную куклу, хоть и болезненно, но уже терпимо. Я не могла дождаться, когда увижу мою девочку и прижму её к своей груди. То впадая в забытье, то возвращаясь, думала только о ней, но меня обложили льдом и заставили ещё какое-то время лежать на столе под наблюдением.

Только утром перевели в палату. Каждый шаг – как подвиг. Опустошённое тело, как выжатый лимон. От слабости кружилась голова. Из-за швов нельзя даже присесть, приходилось либо лежать, либо стоять. Но всё забылось, когда принесли мою доченьку, ради неё я бы пережила всё это вновь. Голубые глазки смотрели на меня не по-детски серьёзно. От счастья вытирая слёзы, я прижала её к своей груди, которую она искала своими крохотными губками, но она не стала сосать. Я пыталась и так, и этак приложить её к источнику силы и жизни, но вконец измучившись, набрала кнопку вызова медсестры.

Врач констатировал у ребёнка отсутствие сосательного рефлекса. Мне пришлось сцеживать молоко в бутылочку, но все попытки накормить малышку не увенчались успехом. Так продолжалось несколько дней. Питание, введённое через катетер, её организм тут же отвергал. Врачи начали опасаться самого худшего, ребёнок быстро терял вес и мог попросту умереть от истощения. Мне сказали, что на следующий день, если не произойдёт чудо, нас отправят в детский центр в столицу.

Я плакала день и ночь, моля Бога не забирать самое дорогое, что у меня появилось в жизни… Вот тогда я вспомнила про Эрика, про его рассказы о чудесах и исцелениях, о таинствах, которые совершают священники над больными. Позвонив Виктору, я попросила найти кого-нибудь, кто согласится приехать в больницу, чтобы помолиться за ребёнка. Надежды было мало. Страх сковал мою душу словно панцирь и сдавливал всё сильнее.

Дочку мне приносили теперь редко, в основном она лежала под капельницами, которые меняли одну за другой, и находилась под наблюдением врачей в специальной барокамере. С мужем мы тоже почти не виделись, я не хотела расстраивать его своими слезами, он и так сильно переживал, а при встрече я не могла сдержаться и каждый раз рыдала у него на груди, словно слёзы могут что-то исправить.

В палате в тот вечер я находилась одна. Помню, как подошла к зеркалу в уборной и увидела своё худое, измождённое, с чёрными кругами под глазами лицо, посмотрела на свой опустевший живот и подумала, как же нам хорошо было вместе, когда малышка шевелилась у меня внутри, получая всё, что нужно для жизни и роста. Как быстро пролетели эти месяцы, непростые, но такие счастливые, полные ожидания и надежд… теперь же всё труднее становилось верить во что-то хорошее.

В дверь постучали, зашёл Виктор и сказал, что привёз католического священника, единственного, кто согласился приехать. Хотя, мы оба были православными.

– Мне всё равно какого, только бы помог! – ответила я. Он позвал:

– Отец, проходите!

Я ожидала увидеть кого угодно, но только не его… в палату вошёл Эрик. Сердце моё остановилось, а потом бешено застучало в груди. Я не могла его не узнать, хоть он и изменился: стал совсем взрослым, ещё выше и крепче, чем прежде, настоящий мужчина, с лёгкой небритостью на щеках, уставший, и, как мне показалось, тоже до глубины души взволнованный неожиданной встречей. На нём была черная сутана с белым римским воротничком, коротко подстриженные волосы, сильно потемневшие за это время.

«Значит, всё получилось как ты хотел!» – подумала я в предобморочном состоянии, еле удерживаясь на ногах.

Муж представил нас друг другу. Я не могла вымолвить ни слова, просто кивнула в ответ.

– Вы бы не могли попросить принести ребёнка? – Эрик обратился к Виктору. Его бархатный голос как-то мистически зазвучал у меня в ушах будто в замедленном темпе.

– Да, конечно!

Виктор вышел. Мы остались наедине. Эрик подошёл ко мне, протянув руку для приветствия, когда наши пальцы соприкоснулись, я потеряла сознание.

Очнулась уже в постели. Он стоял на коленях возле меня, так близко, что я ощущала кожей его дыхание. В руках у него были чётки и он еле слышно произносил какую-то молитву.

– Слава Богу, очнулась! – его тёплая ладонь пробежала по моему лбу и волосам с такой нежностью и заботой. – Всё будет хорошо, Наташенька, поверь мне! – он прикоснулся к моей щеке губами и замер на мгновенье. – Я так долго ждал…

Услышав шаги, приближающиеся к двери палаты, он встал, и в этот момент зашёл Виктор с малышкой на руках.

– Что-то случилось? – спросил он с недоумением, увидев меня в постели.

– Вашей жене стало плохо, но уже всё позади.

– Может быть позвать врача?

– Не надо, мне уже лучше, не беспокойся, дорогой! – я поднялась и протянула руки к ребёнку.

– Вот она, наша радость и боль… – сказал Витя, передавая дочь. – Еле выпросил, не хотели давать, ослабла она, в барокамере держат. Я Вам уже говорил, какие у нас проблемы, – он поцеловал ребёнка, а меня погладил рукой по спине, – жена уже все глаза проплакала.

– Мне нужно ваше согласие на крещение ребёнка, только после этого я смогу её соборовать.

– Да, конечно, делайте всё, что нужно… Ты ведь не против, Натали? Я кивнула в ответ.