Алексей Морозов - Иларiя. Роман-предведение

И заповедь отцов ношу.

Когда австрийцы и поляки

Да немцы лютые меня

С правдивого пути не сшибли

И не похитили огня,

То ныне ни крутым запретам,

Ни даже ста пудам оков

Руси в моей груди не выжечь

Во веки вечные веков!

Все зааплодировали. Расчувствовался государь, подошел к Ваврику, подарил ему фарфоровое пасхальное яйцо, украшенное его инициалами, и крепко расцеловал. Есть такой обычай на Руси, после Пасхального богослужения приветствовать близких людей поцелуем. Василий не растерялся, схватил со стола красное пасхальное яичко и, вручив его Царю, расцеловал Николая II со всей страстью своей поэтической натуры. Под крики «Ура!» все встали и запели русский национальный гимн «Боже, Царя храни!» Государь был очень растроган таким приемом. Несколько позже общий разговор разбился на отдельные группки. Обращались только к своим соседям. Все говорили несколько громче обычного, так как были взволнованы происходящим. Стало шумно.

– Как мне сказал Александр Иванович, Вы воюете в дикой Дивизии. Почему такое название? – спросила Илария Баранова.

– Из страха, матушка, из страха. Австрияки так прозвали. Боятся нас. А еще, я думаю, о кавказских народах в Вене говорят как о дикарях. А я уверен, что они сами дикари. Вон сколько уничтожили и замучили русин галицийских. А «Дикие» беспощадны только в бою, а пленных никто и пальцем не тронет. Удивительно, но вчерашние враги России – кавказцы – добровольно пошли защищать ее и дали присягу Белому Царю. Перед каждой атакой мулла читает молитву за Россию, за Государя. Правда, мои всадники утверждают, что род Белого Царя восходит от Чингисхана, и они воюют за него во имя Аллаха и, следовательно, за Аллаха.

– Вот как, – задумчиво сказала Илария, – я хотела бы часть подарков раздать вашим всадникам, не окажете ли мне протекцию в этом деле?

– Считайте, что разрешение уже получено. Когда хотите ехать?

– Чего медлить. Послезавтра утром.

– Как прикажете, матушка. Все время разговора Баранов не мог оторвать взгляд от лучезарного лица Иларии, ее глаза так светились, что казалось, затмевали блеск золотого наперстного креста, висевшего на массивной цепи. Илария заметила его состояние. Она была проницательна и решила успокоить Баранова притчей.

– Шли два монаха и встретили красивую женщину. Она стояла около бурной реки и не могла перейти на другой берег. Один из монахов поднял женщину на руки и перенес ее через реку. Затем он вернулся к своему спутнику, и они продолжили путь.

– Мы приняли обет не касаться женщин. Как ты мог взять ее на руки? – спросил второй монах.

– Я давно уже поставил женщину на берег, а ты, судя по всему, все еще несешь ее с собой, – был ответ.

Вот и Вы, поручик, в жизни «продолжаете нести» груз пустых чувств, и за этой тяжестью не видите, что за человек находится рядом с Вами. Подумайте об этом, – закончила Илария.

Баранов был смущен и извинился.

– Пустое, – вздохнула Илария, – давайте лучше послушаем Государя.

Николай II поднялся со своего места, держа в руках Георгиевскую саблю, и сказал: «Лично посетив освобожденную от австро-германского владычества Галичину и убедившись в блестящим порядке и заботливости, положенных в основание управления завоеванного края, я жалую главнокомандующему Русской армией Великому князю Николаю Николаевичу Георгиевскую саблю, украшенную бриллиантами, с надписью „За освобождение Червонной Руси“. Спасибо за теплый прием. Да будет единая, могучая, нераздельная Русь!»

Собравшиеся от всей души грянули «Ура!» Ночью государь записал в своем дневнике впечатления от города Львова: «Очень красивый город, немножко напоминает Варшаву, пропасть садов и памятников, полный войск и русских людей.» Утром следующего дня Император Российский, уже на поезде, покинул так понравившейся ему Львов. Это была последняя радость царя в этой войне, да и в жизни тоже. Утренние газеты сообщили, что Николай II распорядился передать в пользу бедных 10 тысяч рублей. Императорский поезд уносил Государя во тьму истории, где его ждали неизведанные еще печали и новые хлопоты.

Неизведанное печали и новые хлопоты ждали и наших героев. Начальник штаба дикой Дивизии полковник Юзефович, низенький, похожий на бочку татарин с бритой головой, выделил Баранову санитарный автомобиль. Подарками его набили до отказа. Илария ехала в кабине вместе с водителем, а Баранов трясся в кузове. Дивизия стояла в окрестностях Львова. Ее полки были разбросаны по разным селениям. Дорога вилась среди зеленых лощин, перелесков, холмов, петляла между селений, крестьянских дворов и пышных садов. Лишь изредка проносились разбитые орудийным огнем усадьбы. Видно, что наступление русской армии было стремительным. Илария поразилась зажиточности, которая бросалась в глаза. Чувствовалось, что всего в этих местах было вдоволь: и хлеба, и мяса, и молока, и овощей, и фруктов. Крестьяне в добротных пиджаках выходили на дорогу и, приложив руку козырьком ко лбу, мрачными взглядами провожали автомобиль.

– Не любят нас здесь. Все война проклятая, – вздохнув, подумала игумения.

Вскоре автомобиль въехал на плац, расположенный около штаба дивизии и остановился возле большого стола, предусмотрительно врытого посередине. Стол быстро завалили подарками. Все же их явно не хватало на всю дивизию, поэтому решили презентовать гостинцы только старейшинам, офицерам, георгиевским кавалерам и муллам. Таким образом, на плацу остались всего несколько сотен всадников. Илария подошла к столу. На ней было три креста: наперстный на цепи, орденский знак с крестом (она была награждена за организацию госпиталя для раненых в своем монастыре) на левой стороне груди и символ «Красного Креста» на белой повязке на левой руке. К Иларии первым подошел гибкий, как кошка, с осиной талией, с красной бородой (горские офицеры красили бороду в красный цвет, чтобы они были различимы в бою своими всадниками), с пронзительным взглядом воина, черкес.

– Офицер Мирзоев, – представил подошедшего Баранов, – старейшина дивизии, ему 70 лет. Участвовал еще в турецкой кампании на стороне персов против османов.

Наступило молчание. Что Илария могла подарить этому воину, когда персидский шах дарил ему алмазы за свое спасение от турок? В замешательстве, не зная, как поступить, она решила положиться на интуицию. Вручив офицеру пачку душистого табака, кусок туалетного мыла и плитку шоколада, игумения перекрестила его, встала на цыпочки и поцеловала воина в лоб. Черкес внимательно посмотрел на Иларию и, почтительно поклонившись, поцеловал ее мантию. Многоголосое «Ура!» пронеслось над плацем. Игумения завоевала ожесточившиеся сердца этих всадников одним, таким естественным, материнским поцелуем. Вот как описывал это событие Илья Львович Толстой, сын великого русского писателя, служивший военным корреспондентом при Дикой дивизии: «Под скрипучий напев зурначей, наигрывающих на своих дудочках свои народные воинственные песни, мимо нас проходили нарядные типичные всадники в красивых черкесках, в блестящем золотом и серебром оружии, в ярко-алых башлыках, на нервных, точеных лошадях, гибкие, смуглые, полные гордости и национального достоинства. Что ни лицо, то тип; что ни выражение – выражения свое, личное; что ни взгляд – мощь и отвага…»