Евгений Черносвитов - Сага о Белом Свете. Порнократия

Но, тут же он увидел ее обнаженной, пораженный чистотой белоснежного мрамора ее кожи с синими прожилками… А еще вспомнил неистовство и силу самки в схватке с самцом, которого жаждала ее плоть, и аромат… В ушах явственно зазвучали строки Ивана Бунина:

«Все тот же зной и дикий запах лука. В телесном запахе твоем…»

«Наверное, схожу с ума!» – мелькнула у него мысль, ибо строка Бунина материализовалась, и он явственно, вполне реально чувствовал ноздрями то, что звучало в ушах! Но, сразу очнулся от своих грез наяву, когда ощутил, как его шею нежно обвивают руки Любы, и волнующую его плоть тяжесть ее бедер! Любы тихо подошла, обвила шею Сергея руками, и села ему на колени, положив голову ему на грудь…

Идиллию с зеленой полянкой, залитой лучами солнца, с гуляющими по полянке прекрасными девушками, в окружении белых козочек, нежно щиплющих травку… Огромное пламя, достигающее своими искрами звезды ночного неба, и прыгающими через костер голыми нимфами, чье тело алчно-красное от ласкающих его языков пламени… сменил вполне реальный и нынешний голос бабы Любы:

«Это хорошо! Две свадьбы сразу легче готовить, чем одну… Вот только один вопрос, – повернула баба Люба голову к Володе, сидевшем на полу у ног своей избранницы, – вы, Володя, Саша и Люба – крещенные, православные? Я буду вас венчать, и не приму никаких возражений!»

«Баба Люба! Дурновы – православные, и крестили меня в храме на Большой Никитской, где, да будет Вам известно, 18 февраля 1831 года в притворе недостроенного еще Вознесенского храма Пушкин венчался с Натальей Гончаровой, жившей неподалеку на Большой Никитской улице. „Большое Вознесение“ осталось в истории Москвы связанным не только с именем Пушкина. Он всегда был излюбленным храмом московской интеллигенции. В 1863 году в нем отпевали великого М.С.Щепкина, а 13 ноября 1917 года – юнкеров, погибших во время самого ожесточенного в Москве боя у Никитских ворот, и по преданию, здесь же, около храма, захороненных. В 1920 году здесь венчалась дочь Федора Шаляпина, и певец сам читал под сводами храма „Апостола“. 5 апреля 1922 года в Вербное воскресенье Святейших Патриарх Тихон совершил в этом храме свое последнее богослужение – за два дня до смерти. В 1923 году в нем отпевали архидиакона Константина Розова, а в марте 1928 года – первую народную артистку СССР Марию Ермолову…»

«Это хорошо, – сказала баба Люба и добавила, – это Церковь Вознесения Господня за Никитскими воротами (Большое Вознесение). Она была построена на месте деревянного храма в 1619 г. В1685—89 гг. этот храм был заменен каменным, поставленным на средства царицы Натальи Кирилловны Нарышкиной, матери будущего императора Петра I. Я была там, ставила свечи за упокой наших с Сережей, родителей…»

«А вы, невестушки, крещенные?»

«Мы не крещенные, – в голос сказали Люба и Саша и добавили, тоже в голос, – мы – дети атеистов и коммунистов…»

«Придется вас крестить в нашей церквушке. Крестной матерью вам буду я, а отцом Всеволод Петрович… Сева, ты согласен?»

«Какой разговор! Я – православный и венчанный. И буду отпетым…»

«Я тоже православный, – громко сказал Николай Константинович, – и хотел бы быть крестным отцом одной из красавиц! Кто меня возьмет в отцы?»

«Дядя Сева, ты не против, если Николай Константинович будет моим крестным? Ты и так мне, как родной отец!»

«Не только не буду против, буду очень рад! Большую честь нам с тобой, племяша, оказывает великий дальневосточный ученый!..» И, встав с кресла, Всеволод Петрович подошел к Николаю Константиновичу, взял его руки в свои огромные сильные ручищи, и, тряся, сказал: «Вот и породнимся в Боге мы с тобой, Коля!»

Николай Константинович, молча, зловеще улыбался…

«Итак, давайте все делать хорошо и основательно… Но – быстро! Свадьбы – это хорошо, но нам еще работать надо! Я, ведь, приехал сюда не на свадьбы! У меня очень серьезное предложение… Пожалуй, к вам всем…» – начал Николай Константинович. Катя его перебила:

«Сережа, отвези меня в аэропорт. Я улетаю домой!»

«Когда?»

«Завтра! Спасибо, Николай Константинович за все, баба Люба, вам особое спасибо, как и Володе…, – она еле сдерживала рыдание, которое подкатило уже к горлу, – на меня в своем проекте, профессора, прошу не рассчитывать!..»

«Завтра мы тебя отвезем в аэропорт, – сказала спокойно Люба, и повернувшись к Сергею, добавила, – собери Кате гостинцев с ДВ: баночки икры черной всех сортов, красной икры, копченной рыбы и кабанятины… ну, сам знаешь! Сигар своих не забудь…»

«И моего ликера», – вмешался Николай Константинович, подойдя к Кате, и прижав ее к себе, стал гладить, как маленького ребенка по голове. Потом добавил: «Окончишь институт, приглашаю тебя к себе на кафедру ассистентом и в мою заочную аспирантуру… Вижу, что ты девушка талантливая, возможно даже одаренная… А кто хотя бы раз побывает на Дальнем Востоке – никогда его не забудет…»

«Как это точно, профессор!» – опять прервала его Катя! Он еще крепче прижал ее к себе, и интенсивнее стал гладить по голове.

«А, хочешь, я переведу тебя в наш ХГМИ, хоть завтра… Мы с твоим ректором в одном полку воевали! Будешь теперь знать, что он, как и я, снайпер… Только в его дуэли с немцем, ловчее оказался противник. Он попал Валентину Федоровичу в правый глаз. Но пуля была уже на вылете и не пробила череп. Вот всю жизнь Валя и носит фашистскую пули в голове! Было ему тогда 18 лет… После войны окончил школу, институт, аспирантуру, защитил две диссертации. Побывал даже Министром здравоохранения РСФСР. Но все же ушел в психиатрию. Сейчас и ректором работает, и кафедру возглавляет! Учебники и книги по психиатрии пишет. С мировым именем ученый!»

«Спасибо, Николай Константинович! Я подумаю над вашими словами, и если что надумаю, тут же позвоню вам на кафедру…»

«Вот тебе моя визитка. Здесь все мои телефоны: домашний, дачи…»

«Спасибо!» – сказала Катя и, поцеловав Николая Константиновича в щеку, быстро пошла в свою комнату. Не выходила из нее до самого отъезда. Перед тем, как сесть в машину – на заднее сиденье, которое Сережа заботливо обложил шкурами, тепло со всеми попрощалась, подойдя к Володе, шепнула:

«Состаришься, на моих руках умирать будешь! Она тебя скоро бросит: и „Лебедя“ с Мефистофелем заберет, и машины твои…!»

«Я ей сам все сразу, после регистрации, подарю… А, умирать буду, если не на ее руках, то на руках Светланы Крюгер в ее родовом Замке… Нечего на меня злиться! Вспомни, как вы с Сережей вместе писали в самолете…»

«Отомстил, что ли?… А твоя Сашка на какой сучек упала и свою плевру порвала?»

«Дура! Прощай!»

«Прощай, Дурнов! Твои предки не были графами. Они были холопами, возможно, у предков Сергея. Он взял у тебя перед свадьбой невесту по jus primae noctis»…