Григорий Кац - Мошенник из Багдада

– А я думал, – перебил я слова мирзы, – что служу верой и правдой нашему господину, и он своим могуществом покрывает наши встречи, которые носят чисто деловой характер.

Я покривил душой лишь немного, желая рассказать хакиму Осману то, что я услышал от его ханум, посылавшей своих служанок проследить за Айше. Осман выслушал меня и дал такой ответ.

– Юсуф, да не уменьшится никогда ваша тень на земле, ханум ничего не знает, а лишь предполагает, что тоже похвально. Ее служанки уже включены в мою деятельность и приходят регулярно в специальный дом, в котором из-за перегородки наблюдают за ними неверные и правоверные, чтобы сочетаться браком на короткое время. Ханум сама не подозревает, что она является участником моих дел. Все они, даже черная служанка, имеют своих постоянных ухажеров, и с удовольствием рассказывают ханум о том, как и когда они застают Айше в квартире на втором этаже дома, владельцем которого являюсь я сам.

Это известие поразило меня больше, чем предположения ханум. Так значит, я, не зная того, снял квартиру в доме, который принадлежит Осману-аге? Так значит, за нами следит весь дом? И каждый жилец может с точностью свидетельствовать о том, что за встречи происходят за стенами нанятой мною квартиры? Размах деятельности хакима привел меня в шок. «Зачем тебе сеть шпионов типа меня? Ты же просто играешь со мной в кошки-мышки», – подумал я, посмотрев на Османа с уважением и почтением. Этот невзрачный с виду перс, показал мне, как нужно действовать в деле получения денег, добывания сведений, и как прятать концы в воду.

Осман дружески похлопал меня по плечу.

– Успокойся, душа моя Юсуф. Вся деятельность моя для шаха поставлена на то, чтобы заработать себе деньги на существование. Думаешь, значительно то жалование, которое дает шах, который, в свою очередь, экономит свои деньги, рассчитывая, что звание главного лекаря его милости, да продлит Аллах его годы, позволит мне привлечь множество прочих больных, приносящих плату за лечение? Мне действительно нужен расторопный человек, которому можно без утайки доверить то, что я тебе рассказал. Зная тебя, не думаю, что ты побежишь во дворец и расскажешь об этом визирям или полицейским. В этом и есть твой главный плюс. Я хорошо знаю людей и давно понял, что ты только из чувства достоинства и чести будешь молчать даже под пытками…

Я был поражен! Как Осману удалось раскусить мою натуру? Действительно, зная себя, я даже не мыслю предать человека, доверившего мне свою тайну, хотя без зазрения совести могу обштопать дельце, приносящее мне прибыль. Мы попрощались, и Осман-ага пожелал мне хорошенько обдумать его предложение, а напоследок намекнул, что он знает о том, что мне рассказывает Айше, когда у него собираются гости. И что все донесения о том, что делается в шахском дворце, он предварительно репетирует с Айше, выбирая то, что нужно говорить мне в посольстве. С этим напутствием и тяжёлой головой я отправился к себе на квартиру, задавая себе вопрос: а стоит ли преуменьшать способности восточной дипломатии в деле нравственности в политике?

Зайдя в посольство, я оставил в секретной части сообщение о знакомстве с фрау Шнетке и о последних данных Айше, рассказавшей мне о гостях дома хакима Османа. Я понимал, что дальнейшее общение с девушкой превратится лишь в обычные свидания, без всякой пользы для меня в деле политики. Я всерьез думал переключиться на фрау Шнетке, где видел перспективу не только в деле шпионажа в пользу России и Османской Империи, но и в деле личного обогащения, красиво расписанного Османом.

Последняя наша встреча с Айше была очень лирической и полна слезами и признаниями. Несмотря на ее гибкий и прагматичный ум, Айше всё же оставалась женщиной, со своими эмоциями и привязанностями. Я рассказал ей, что ханум выследила нас и может пожаловаться хозяину, так что могут быть проблемы с департаментом управления благочиния. Тем более, что у наших встреч нет будущего. Она – собственность мирзы, а я рядовой служащий посольства.

Айше в слезах рассказала мне, что хаким требовал от нее не говорить того, что она слышала от гостей, и заставлял выучивать фразы и слова, которые никто в гостях не говорил. Она же передавала мне только то, что слышала от гостей, и не пересказывала слов Османа.

– И тут он меня обыграл, – подумал я с тоской, но решение принято, и одного из своих шпионов я лишился. Жаль, конечно, упускать совмещение приятного с полезным, но ничего не поделаешь. Откровенное признание Османа доказало, что Айше выступает, как двойной шпион, сама не подозревая о своем «коварстве», думая, что это лишь любовные свидания под прикрытием каких-то мужских дел. Мы расстались, и я пообещал чаще приходить к Осману, чтобы изредка видеться.

Айше благополучно распродала все подарки, которые она получала от меня, выручив за них живые деньги. И более или менее удовлетворенная побежала в дом хакима для новых приключений, ни о чем более не заботясь. А главное, стараясь не раздражать более ханум и не навлекать на себя беды.

Следующее, что я хотел сделать – это сменить квартиру в доме, принадлежащем Осману, на более безопасный вариант. Нечего было и думать, чтобы устроиться поблизости от шахских ворот, хотя там было полно пустующих домов. Поэтому я переехал через Тигр и нашел себе недорогую квартирку в доме с одной хозяйкой, подслеповатой неверной, бегло говорящей на каком-то русском наречии. Мы поняли друг друга. Она показала мне комнаты наверху и сказала, что я выгляжу почти как настоящий мусульманин. Благо, я был в светской европейской одежде, и она сначала признала во мне русского. Немало подивившись моему превращению в неверного, я подумал, что это скорее всего, к лучшему, – для моего дальнейшего сближения с фрау Шнетке.

Забежав на старую квартиру, я взял записку, написанную для мадам Асии Бендер (так Айша называла себя), с приглашением посетить английскую кофейню в один из ближайших дней.

Так как этот день настал, я, принарядившись отправился в английский клуб. Фрау Шнетке, как все проницательные женщины, с первого раза распознала, что Айше не моя жена, а в лучшем случае содержанка или любовница. Рассказал фрау, что я теперь обитаю за Тигром. Она развеселилась и сказала, что там, в тех трущобах, ее никто не найдет.

«Для знатной дамы дома и квартиры на той стороне Тигра считаются трущобами, – подумал я. – А как насчет караван-сарая „Империал“, где мне пришлось прожить некоторое время с Борисом? Или это тоже называется трущобами?»

Фрау Шнетке не успела ответить, как ее окликнула какая—то знакомая, сидящая за соседним столом в окружении нескольких мужчин. Наш разговор с фрау Шнетке представлял из себя беседу слепого с глухим. Она знала несколько слов по-русски, несколько фраз на турецком и фарси, и мы весело смеялись, не понимая друг друга. Фрау Шнетке была немного старше меня, но мне это не мешало строить ей глазки и выразительно на нее поглядывать. Женщина, окликнувшая фрау Шнетке, подошла к нашему столу и бесцеремонно села на свободный стул. Оказалось, что она прекрасно говорила по-турецки. Этот язык внешне похож на фарси, и многие персы его прекрасно понимают.