Ника Ёрш - Золушка за тридцать

– Лапуль, – снова подал голос тот, кто мнил себя бессмертным, хватая ускользающее одеяло за край и прикрывая стратегически важное место, – и поесть что-нибудь организуй.

– Угу, – буркнула, обдумывая про себя, как лучше прибить этого бабника, если он еще раз применит ко мне свои любимые уменьшительно-ласкательные обращения. Дернув одеяло сильнее, сгребла его на себе и встала.

На тумбочке очки не нашла, перешла к комоду. Там встретила свой бюстгальтер и один чулок. Чуть правее нашлась рубашка начальника. Ее надела на себя, чтобы не смущаться. Его-то фиг удивишь женским телом, а я не привыкла щеголять в чем мама родила вне своей квартирки.

“Твою мать…” – не унимался мозг.

– Зай, – тем временем продолжал разглагольствовать шеф, – у тебя на голове такой ужас. Тебе повезло, что у меня сердце сильное.

– Спасибо, – ответила на автомате, застегивая пуговки его рубашки на себе, – это лучшее, что я могла бы услышать от мужчины, с которым провела ночь.

– Ты что, обиделась? – удивился Макс. – Серьезно? Брось, Кир, мы же взрослые люди. Тебе не понравилось что-то?

Я так и не нашла очки, поэтому перешла на другую сторону комнаты, принявшись шариться на тумбе рядом с шефом.

– Что ищешь? Таблетки от головы у меня в аптечке. На кухне, – подумав, добавил: – Хочешь, сам принесу?

Я с дуру на него посмотрела, собираясь огрызнуться.

Черт! Оказывается, я не так уж и плохо вижу. Или просто Максу с размерами повезло? В общем, плохое зрение не было помехой в том, чтобы понять: все у него по мужской части “в ажуре”.

Смущенно отвернувшись, растерянно осмотрела комнату.

– Не понимаю, – пробормотала, не глядя назад. – Где мои очки? Или хотя бы сумка, там линзы были.

Макс помолчал, следом откашлялся, прошел мимо, открыл шкаф, вынул спортивные штаны и оделся. Затем протянул мне очки, взятые откуда-то с верхней полки:

– Держи пока мои, что ли? – сказал, потирая подбородок. – Они слабее, наверное, но уж какие есть. Кир, ты не помнишь ничего?

Тут мне стало вообще не смешно. Водрузив на нос мужской вариант окуляров, уставилась на слегка расплывающегося Макса и честно призналась:

– Ничего. А было что-то важное?

– Прелесть, – хмуро пробубнил он. – Ну, начнем с того, что свои очки ты подарила официанту, чтоб лучше видел, у кого бокалы опустели. Я еще забрать хотел, чтоб потом отдать тебе, но… забыл, честно говоря. Увлекся… эм-м… событиями.

– Как подарила? – я попыталась нащупать что-нибудь в радиусе вытянутой руки, чтобы сесть, но ничего не нашла. – Мне их бывший с премии подарил.

– Так они дороги как память? – понятливо кивнул начальник.

– Они просто дороги! – припечатала я. – И без них мне неудобно. Надо вернуть, Максим Сергеевич.

– Почему ты это мне говоришь?

– А кому еще? – я демонстративно осмотрелась, после чего развела руки в стороны: – Кажется, кроме нас никого нет. Я – соблазненная жертва, значит, спрос с вас.

– Нормально, – Макс вскинул бровь, затем пошло улыбнулся: – Хотя да, стонала ты ночью так, что соседи наверняка приписали мне жестокое убийство с расчлененкой.

Я уже собиралась покраснеть, но тут представила, что придется снова обходиться линзами, от которых у меня глаза слезятся и болят нереально.

– Так, – ткнув указательным пальцем в начальника, сообщила, – про ночь ничего не помню, и рассказывать подробности не нужно. Переживу! А вот ты… Нет. ВЫ! Вы, если очки мне вернуть не поможете, будете страдать!

Он молча сложил руки на груди, склонил голову к плечу. Страдать, гад, явно не собирался.

– Не будете помогать, Максим Сергеевич? Что ж, флаг вам в одно место, – поджав губы, отвернулась и снова принялась искать свои вещи, бубня на ходу: – Закодируюсь нафиг. Найду специалиста получше и больше никогда даже смотреть в сторону алкоголя не стану. И в сторону мужиков тоже.

– От мужиков не кодируют, – подал голос Макс, продолжающий стоять на прежнем месте, только теперь привалившись плечом к шкафу.

Грозно глянув на него из-под больших для меня очков, впервые почувствовала желание плюнуть в эту наглую рожу. И уволиться. Но чтобы пафосно так, с вызовом. В голове даже картинка нарисовалась, где я стою напротив Минаева, ухмыляюсь на его манер и говорю ехидно так: «А не пошел бы ты на…».

– Чего улыбаешься, Кудряшка? – перебил мою фантазию виновник происшествия. – Планы мести строишь, что ли?

– Надо больно, – фыркнула и тут же уточнила: – Где, блин, моя одежда? Хочу домой.

Макс вздохнул, покачал головой и вышел из комнаты.

Несколько секунд я простояла, ожидая, что и меня позовет. Не позвал.

– Весело, – буркнула, прижимая к груди найденные бюстгальтер с чулком, – он что, спрятал остальное?

Выходила из спальни с опаской, ступая на цыпочках и дыша через раз да все перегаром. Страшно хотелось заполучить вещи и сбежать. Даже очки уже не нужны были, честное слово. В соседней комнате слышалось шуршание, и я пошла на звук, наступив на серую тряпку. Хотела отодвинуть ее брезгливо ногой, но тут поняла, что это убогое смятое нечто – мое платье из прошлогодней коллекции модного дизайнера.

“Твою мать”, – опомнился от временной спячки мозг.

– Чтоб мне больше в жизни ни капли в рот не брать, – поддержала его полушепотом.

– Ты чего там? – отозвался Макс. – Мне говоришь?

Подняв платье, зашла в комнату и все-таки покраснела. Начальник держал в руках мои трусики, второй чулок, сумку и свой носок.

– Вот, – сообщил он, – чем богаты, как говорится.

– А почему они здесь? – спросила я и сразу пожалела об этом – уж больно довольная рожа стала у шефа. – Впрочем, не рассказывайте, пусть останется тайной.

Подбежав к нему, я отняла свое белье и сумку, развернулась и пулей вылетела в коридор в поисках ванной.

– Прямо и налево, – услужливо подсказал Макс. – Я пока кофе сварю. Ты будешь?

– Да, – откликнулась, открывая нужную дверь и тихо добавляя: – Сволочь, сам налево ходит и других заставляет.

Вспоминать, что я увидела в отражении зеркала не хотелось: мы с памятью договорились стереть образ того страшилища из головы, никогда к нему больше не возвращаясь. Спустя минут десять я вошла в кухню бодрая, накрашенная и причесанная. Ах да, и одетая, что, наверное, было самым важным.

Свежесваренный кофе манил издалека, привлекая своим божественным ароматом и заставляя забыть все плохое хотя бы на время. И я бы забыла, но Макс по-прежнему ходил в одних брюках, смущая и напоминая о моем проступке. Поэтому пришлось молча протянуть ему заимствованную ранее рубашку. Он не отреагировал, тогда я попросила:

– Оденься, а то продует.

– Точно продует, – согласился Минаев, глядя на меня в упор, – ты так возмущенно ноздри раздуваешь, что мне и правда прохладно стало. А согреться не с кем.