Наталья Алексеева - Четыре самолета

И мы переехали. А через две недели после переезда в Москву я поняла, что беременна. Как же мы были счастливы! И в этом самом чистом в моей жизни счастье было забыто все, что не относилось к нашему будущему малышу. Где-то гудела и суетилась Москва, а я шила, вязала, гуляла и прислушивалась к собственным глубинам, в таинственных водах которых обитало наше дитя.

Алексей зарабатывал уже достаточно, и мне не нужно было работать. Я полностью сосредоточилась на чудесном ожидании.

Это было счастливое время. Лишь время от времени мне становилось грустно: мужа я видела только по ночам. Здесь, в Москве, он стал популярным криминальным репортером, и ни одно профильное событие не обходилось без него. Его начали узнавать на улицах, он был вхож в кабинеты высокопоставленных чиновников, и дамы всех возрастов были без ума от его дерзости и обаяния. Он быстро погрузился в эйфорию от своих успехов. К тому же стал настоящим красавчиком: научился носить костюмы и галстуки, ботинки его блестели, как зеркало, а дорогая машина дополняла его образ успешного журналиста. Конечно, еще где-то внутри он был все тем же борцом за справедливость, но суета, забота о карьерном росте и редакционные интриги постепенно делали свое дело. Я же была погружена в мир простых и естественных женских радостей ожидания ребенка. И мы еще больше отдалились друг от друга, словно неведомая сила растаскивала нас по разным углам вселенной.

Но в те дни не только работа мужа стала моей соперницей. Все чаще он отправлялся на ночные редакционные задания. Все чаще, оказавшись дома, бесконечно с кем-то разговаривал по телефону, закрывшись в ванной или выйдя на балкон.

В один прекрасный сентябрьский день родился сын. Ярослав, Ярик. Когда Алексей в первый раз держал сына на руках, он, не стесняясь, плакал от счастья. А когда мы вдвоем смотрели в синие бездонные глаза нашего ребенка, мы снова переполнялись любовью, как когда-то. Светловолосый малыш, похожий на нас обоих, полностью завладел нашим вниманием. Он был энергичным, любознательным, жизнерадостным, много улыбался и даже лежа пытался танцевать. Он был самым главным нашим сокровищем.

Но через пару месяцев муж снова все чаще не оказывался дома. Его командировки, съемки, совещания, а потом и значительное повышение (он стал редактором большой новостной программы) полностью исключили его пребывание дома. Каждый день я засыпала и просыпалась без него. Я заботилась о Ярике, была рада своему материнству, но мучительно тосковала по мужу и выбивалась из сил из-за этой тоски. Внутри себя я чрствовала нарождающуюся настоящую женскую силу – изначальную, огромную, ту, которая пришла на смену девичьему куражу и наивной простоте. Но муж этого не замечал. Я винила себя, свою постоянную усталость, и при этом чрствовала тяжелую обиду на мужа: он был свободным и успешным, а я измочаленная, отощавшая, с потухшим взглядом, довольствовалась лишь жалкими крохами его внимания.

Иногда, собрав волю в кулак, я старалась привлечь к себе внимание Алексея. Но мне это было уже не под силу. Алексея окружали самые красивые женщины известного московского телеканала, которые были для него ларчиками, доверху набитыми драгоценностями. Я же казалась ему давно прочитанной черно-белой газетой, в которой уже невозможно найти ни одной сенсации. Алексей, целыми днями и ночами варившийся в самом оживленном рабочем котле страны, хотел сенсаций и ярких переживаний. Когда у него начался роман с известной телеведущей – эффектной блондинкой, – он не скрывал от меня свою связь, то и дело оставался ночевать у своей любовницы и дома появлялся только пару раз в неделю.

Алексею ничего не хотелось менять: он любил сына, и реноме семейного человека прекрасно ему подходило. Любовница отлично выполняла роль отдушины, да еще и помогала в его служебном росте. Так что жизнь его полностью была подчинена карьере.

За окнами шумела так и не ставшая за четыре года родной Москва. Мои близкие и друзья были далеко, в Петербурге. А здесь, в этом бескрайнем и холодном, как Северный Ледовитый океан, перенаселенном городе, мне так и не нашлось места…

Однажды, вернршись домой, Алексей не нашел нас с сыном дома. Мы вернулись в Питер, без предупреждения, оставив на столе записку: «Прости. Не ищи меня».

Заняв у подруги денег, я сняла квартиру и устроила Ярика в детский сад. Осталось решить вопрос с работой.

Вооружившись своим дипломом, я обивала пороги всех известных мне редакций. Но везде получала один и тот же ответ: «Покажите ваше портфолио». Портфолио у меня не было. Ведь раньше в нашей семье был только один достигший успеха журналист, и это не я.

День и ночь я рассылала свое резюме, но все было безрезультатно. Меня нигде не хотели видеть. Я взялась за репетиторство: благо уже наступил сентябрь, и каждый день я вбивала в головы скучающих школьников премудрости русского языка. Но эта работа была не по мне, и мы вместе с моими учениками лишь отбывали эту повинность – каждый со своей стороны.

Однажды мне повезло: позвонили из журнала «Деловая столица» и предложили стать их штатным корреспондентом. Первая высота в новой жизни была взята. Я была бы довольна, если бы не вина перед Яриком и неизвестно откуда взявшиеся регулярные приступы аритмии, когда сердце колотилось, как зверь, заточенный в клетку.

Ярик тосковал по отцу. Задумчивый, он сидел среди игрушек и задавал мне вопросы, от которых хотелось бежать на край света. Но бежать я не могла. Целыми днями мне нужно было сидеть в редакции или бегать по интервью, а потом, ночами, писать свои статьи. Правда, сердце все чаще выстукивало свой странный ритм, и все чаще мне хотелось просто лежать, повернувшись лицом к стенке. Я не могла смотреть на себя в зеркало: там, в его глубине, поселилась старуха с серым изможденным лицом.

Я отчаянно завидовала соседским семьям. Мамаши удовлетворенно гуляли с детьми во дворе; папаши удовлетворенно пили пиво на балконах. Ночами за стенками они кричали в любовном экстазе или оглушительно выясняли отношения. И это были звуки жизни. А я тихо сходила с ума от пустоты. Все больше погружаясь в добровольную изоляцию, иногда даже боялась сойти с ума от одиночества и страха перед будущим. Порой я боялась выходить на улицу, потому что именно там, среди людей, в моем сердце снова поселялся тот странный ритм… Все чаще сердобольные прохожие вызывали «Скорую помощь», чтобы я могла получить свой спасительный укол, от которого по телу разливался жар и можно было как-то жить дальше.

Вот тогда-то и появился он. Давид.

Все началось с моей статьи о старинных стульях. Одна антикварная галерея заказала редакции материал о классическом венском стуле. Редакция поручила эту работу мне. Я, давно тосковавшая по возможности написать что-нибудь оригинальное, получила такую возможность. Честно поработала три дня в библиотеках, и на свет появилась статья. Из-за того, что я допустила неточность, описывая тот самый стул, статья получила гневный отклик читателя по имени «Мистер Гималайский». Шеф-редактор вызвал меня на ковер и отчитал. Я, разъяренная энтузиазмом знатока стульев, послала этому неведомому «Мистеру Гималайскому» свой взгляд на его отклик. А в ответ я получила вот это: