Наталья Дмитриева - Четыре взгляда на одно происшествие

И рассказывать нечего, случилось и случилось. Сейчас чего только не случается… Вообще-то о покойниках плохо не говорят, но Олег был не очень хорошим учителем. А классным еще хуже. Орал только, тюрьма, мол, по нам плачет, тюрьма плачет! Тюрьма да тюрьма! Он нас учить должен, знания нам передавать, а он — тюрьма… Ну, у пьяницы много ли научишься. Он вообще не просыхал, и опять же — как в голову чего втемяшится, так все, туши свет, сливай воду! Упертый, как баран!.. А тогда чего… Ну, поспорили мы с Петькой… кто дальше из окна высунется… Да тут всего второй этаж! Ну и принесла нелегкая классного. Еще бы чуть-чуть, и я выиграл, а этот… Сразу, мол, после уроков ко мне, не придешь, значит, хуже будет. Будто я сам не знаю, в первый раз, что ли? Ну и пошли мы с Петькой… Пришли, а он лыка не вяжет… И понес: «Бездельники! Лоботрясы!» Это он, значит, всегда так интеллигентно ругался, нет чтоб обложить по нормальному, а все: «Хулиганы! Если, мол, решили с жизнью расстаться, то хоть школу не позорьте!» Ну, Петька, придурок, и сунулся — ничего мы не позорим, а это просто игра такая… Я сказал? Ты чего, Петюня, опух?! Да я вообще молчал! Ага! Ага! Сам козел! Вякнул с дуру, так нечего на меня валить! Ну, вот… Ладно, замяли… Ну, вот Олег, классный, как услышал, так и съехал с катушек… Как заорет: «Игра! Игра!» Я ж говорю, упитый был в стельку. Нас решил воспитать на примере, высунулся в окно, чтобы нам, значит, страшно стало… И все орал: «Это для вас игра?!» Ну и… Мы с Петькой даже привстать не успели… У него, у Олега одни ноги… Ну, мы к окну, а он внизу лежит. Все. Насмерть.

Я вам скажу всю правду — это было убийство. Да-да, самое настоящее убийство! Я все видела, своими собственными глазами! Я там каждый день хожу, с собачкой гуляю, с Бусиком. Олег Павлович меня хорошо знал! Прекрасный, интеллигентный человек!.. Что? Пил? Да что вы! Олег Павлович ни разу в жизни ни капли в рот. Только по праздникам. Очень милый молодой человек. Что? Шестьдесят лет? Никогда бы ни сказала! Прекрасно выглядел! Выправка военная, блондин! Что? Парик? Не знаю, не знаю… Очень внимательный человек, воспитанный, чуткий! Мой Бусик никого, кроме него не признавал. Он ведь умный, он сразу чувствует, когда люди к нему с лаской, а когда наоборот… Кто? Да нет, не Олег Павлович, а мой Бусик! Моя умница! Собака, она ведь как ребенок, все чуствует. А Бусик у меня очень, очень ранимый! Абсолютно не переносит, когда его ругают. Ведь ему надо где-то гулять, бегать, резвиться, правда? А здесь прекрасный чистый дворик. Олег Павлович это понимал. Никогда от него ни единого грубого слова… Что? Убийство? Так я о нем и рассказываю! У них на крыше сидит убийца… Что? На какой крыше? На школьной крыше! Да, и тогда тоже сидел. Он сидит там уже целую неделю и делает вид, что что-то чинит. А что можно там чинить? Отвратительный тип! Ну чем, скажите, чем Бусик может ему мешать, если он на крыше, а Бусик на земле со мной? Белая горячка какая-то! Уж если кто и был пьян, так это он! Не Бусик был пьян, а убийца. Убийца в желтом таком жилете, лицо красное, опухшее, отвратительное! Он, представляете, стал бросаться в Бусика камнями! Я же говорю, пьяный или сумасшедший… Он хотел убить мою собачку! Нет, убили не собаку, а Олега Павловича… Что? Как? Я и говорю, этот желтый на крыше стал бросаться в Бусика камнями, а Олег Павлович настоящий рыцарь, он за Бусика заступился, выглянул в окно и крикнул убийце: «Как вам не стыдно! Немедленно оставьте животное в покое!» Так благородно… И этот… О, господи!.. Он тогда Оега Павловича… камнем… по голове… Ужас, ужас! Вот так взял и вот таким куском, прямо в голову, специально… На моих глазах! Ужас! Я до сих пор в себя прийти не могу… Что? Выпал? Конечно, Олег Павлович выпал из окна, только он уже был мертвый! Его убили этим огромным камнем!.. Да-да, я видела все своими собственными глазами.

Не знаю, чего вам тут эта ведьма наговорила, только я никого не убивал и камнями не швырялся! Мое дело сторона. Сижу себе тихонько крышу починяю. Протекает она маленько… Долго сижу? Почему долго? Неделю. Наша работа суеты не терпит. Пока платят — чиним, не будут платить — чинить тоже не будем. Арифметика! Как дважды два. Я всегда по правилам… А эта ведьма — нет! Гуляет там со своей псиной, а там табличка, между прочим, черным по красному написано: «Выгул собак строго воспрещен!» Я уже сделал ей строгое внушение, а она, ведьма — ах, ах, Пупсик, тю-тю-тю, сю-сю-сю! Ха, видели бы вы этого Пупсика! Вот такой теленок, ее саму в три раза больше, а она его на цепочке выводит! Тьфу, ведьма! В печенках у меня сидит! Не-е-ет, камнями я в нее не кидался. Я понятие имею. Работа обязывает. А то камнем и зашибить недолго, а потом страдай, по тюрьмам-то… А тот мужик… Ну, как его, учитель-покойник, нервный оказался, интеллигент… Совсем допекла его эта ведьма со своей псиной! Так что никуда он не падал, сам вышел, выпрыгнул то есть. Из окна. Там второй этаж, невысоко, да и он мужик неслабый. Пьяным был? Не знаю, может, и принял для храбрости… А бутылка в руках была, чтоб с ведьмой, значит, разобраться. Ну, понятно, против ее скотины, Пупсика, с голыми руками не попрешь, да только не помогла ему эта бутылка. Лучше бы не высовывался, ей-богу! Эту псину с рожденья до сыта не кормили, она всякой живности рада, сволочь! Да учитель-то, покойник, и приземлиться не успел, а псина уже — хряп! Загрызла! Никто и пикнуть не успел!.. А что голова у покойника пробита, это я вам так скажу: он, покойник, когда падал, загрызенный уже, так головой об асфальт и тюкнулся! А голова, хрясь, и раскололась! Арифметика! Как дважды два!

Я восхищаюсь им. Нет, я не знал его раньше, но я благодарен судьбе за то, что она послала мне шанс быть рядом в ту минуту… Я видел все. Он стоял в открытом окне, воздев руки к небесам. Я понял — в этой жизни у него ничего нет. Невежественные ученики, эта глупая кокетка со своей злобной псиной, спорящая с тем коротышкой на крыше, который только и делает, что хлещет водку и швыряет вниз куски карниза. Вся эта суета, вся эта ничтожность, все эти гнусные людишки, эти маленькие, грубые, жадные комочки, к которым мы намертво пристегнуты в этой жизни. Колония улиток! Каждая сидит в своей раковине и воображает себя венцом творения! И он, мой герой, вдруг все понял! Это… это было видно по его лицу! Я видел это, видел. И он… Он взял и шагнул вперед, сам, по собственной воле, но он не покончил с собой, нет, он освободился! Один мучительный переход отделяет Время от Вечности, и он уже Там… Мы, глупые пугливые улитки, не можем этого понять, но он действительно стал свободным. От всего. От горя, от радости, от боли, от любви, от ненависти, от страха, от страданий…