Виктория Ширинг - Фартовый

– Местный? – услышал Артем, обращенный к нему вопрос Серого и в ответ просто кивнул головой.

Фартовый развернулся и подошел к столу. Поднял наполненный стакан и опрокинул его в себя. Затем взял протянутую Серым папиросу и прикурил от спичек. Тем временем компания вернулась на свои места. Толстый поднял гитару и вновь фальшивя, запел, что-то про тайгу и Воркуту.

– Ну-ка дай, – сказал Артем и протянул руку за гитарой.

Толстый дал ему инструмент. Фартовый сел на лавку и накрыл струны рукою, сперва несмело, а затем все увереннее наигрывая мелодию. Его руки, привыкшие за три года к автомату, медленно вспоминали аккорды. А потом он запел сперва тихо, а затем все громче и уверенней. Мягкий густой баритон, сведший с ума не одну девчонку, зазвенел между парковыми деревьями.

Опьяненный водкой, свободой и родным городом, Артем шел по улицам, не вглядываясь в лица прохожих, полностью погрузившись в воспоминания своего юношества, пока на одном из перекрестков не услышал, что его зовет смутно знакомый женский голос:

– Фартовый?!

Он остановился, развернулся к звавшей и остолбенел не веря своим глазам. Повзрослевшая и от того более женственная перед ним стояла Танька Елесеенко.

Высокий, сильный, симпатичный черноволосый и зеленоглазый Артем популярностью среди девчонок стал пользоваться довольно рано. Плюс ко всему сказывался его горячий темперамент, занятия спортом и великолепная игра на гитаре. Но Танька Елесеенко была отдельной главой в его жизни. Он познакомился с ней за полгода перед уходом в армию, на танцплощадке. Такая же высокая, как и он, с вьющимися темно рыжими волосами, великолепными веснушками и необычайно глубокими голубыми глазами, своим задорным характером она напоминала маленькое солнышко и сразу же завладела всем его вниманием. Артем добивался Танькиного расположения почти месяц, в процессе свернув две челюсти ее незадачливым ухажерам. А затем между ними вспыхнула такая настоящая первая любовь, что все вокруг только завидовали. Уходя в армию Артем уверенный в том, что попадет в Афганистан и помня, что Танька старше его почти на два года решил ее не мучить. Он попросил не ждать его и даже не писать, считая, что так она быстрее все позабудет и обретет свое семейное счастья. Танька его просьбу выполнила полностью. Теперь же спустя три года она стояла перед ним на расстоянии четырех метров.

Артем приблизился к Таньке и слегка осипшим от волнения голосом произнес:

– Здравствуй.

– Здравствуй, – ответила она и тут же спросила: – Значит, вернулся все-таки?

– Вернулся, – ответил Артем.

Они стояли на перекрестке улиц города своей юности и первой любви, пожирая друг друга глазами, и молчали.

– А пойдем ко мне, – вдруг неожиданно предложила Танька, а потом, смущаясь, тихо добавила: – Я здесь не далеко живу.

Отказаться Артем просто не мог.

Они шли по улице к пятиэтажным домам, в которых как помнил Артем, селили офицеров из расположенной за городом военной части и работников геологоразведки, не разговаривая. Так же молча, поднялись на второй этаж одного из домов. Танька открыла дверь ключом и впустила Фартового в маленькую гостинку. Она прошла на кухню, и Артем проследовал следом. Немного постояв в центре кухни, Танька достала из холодильника холодец и початую бутылку водки. Так и не раздеваясь, уселась на стул и разлила водку в стоящие на столе рюмки. Они выпили, не проронив ни слова, затем еще по одной. Как-то быстро захмелев, Танька взяла с холодильника сигарету, прикурила от спичек и вдруг заговорила, каким-то новым с хрипотцой голосом. Артем смотрел на нее, удивляясь, произошедшим в Таньке переменам.

– А я вышла замуж практически сразу после того, как ты ушел в армию, – рассказывала она: – Назло тебе. За ухажера своего, Кольку Нестеренко, ты его должен помнить, ты ему еще челюсть выбил.

Артем кивнул головой, давая понять, что вспомнил.

– Он водителем работал у геологов. Через десять месяцев после свадьбы родила, дочку Настеньку.

– А где она? – спросил Артем.

– У бабушки, – ответила Танька махнув рукой и продолжила: – А когда, Насте исполнилось полгода, Кольку по пьяни раздавило его же собственным «камазом». Вот эта квартирка все, что от него осталось, – закончила она, обведя рукой гостинку с зажатой в ней дымящейся сигаретой по кругу.

Затем затушила сигарету в жестяной банке из под рыбных консервов, стоящей на столе, наполненной горой окурков со следами ярко алой помады. И вдруг из ее чудесных голубых глаз брызнули слезы. Артем поднялся со стула, и приблизился к Таньке, желая ее как-то утешить, а она потянулась к нему губами, и он ответил ей. Незаметно они перебрались в комнату и рухнули на издавший протяжный скрип старый диван, впиваясь в друг друга и отдаваясь угасшим воспоминаниям.

Артем проснулся, когда уже совсем стемнело. Через не закрытое шторами окно уличные фонари освещали настенные часы, которые показывали девять часов вечера. Очень хотелось пить и ломило виски. Он посмотрел на разметавшееся по дивану нагое женское тело и ничего не почувствовал. Яркое солнышко, пылавшее раньше в Таньке, кажется, угасло навсегда.

Стараясь не разбудить ее, он тихонько выбрался из постели. Беззвучно собрал свою одежду разбросанную по комнате и оделся на кухне. Наконец напился воды из под крана и тихонько выскользнул за дверь.

Улица встретила Артема морозным воздухом поздней осени.

Наконец Фартовый оказался в своем микрорайоне. Скользнув в знакомую с детства дырку в заборе он, зашагал по территории детского садика, привычно срезая путь и уже предчувствуя долгожданную встречу с домом. Свернув за угол здания он, наконец, увидел пылающие окна родной девятиэтажки, и так увлекся в своем стремлении поскорее оказаться там, что компанию молодых парней пивших портвейн возле детской песочницы заметил, уже практически столкнувшись с ними. Ничего не желая кроме, как поскорее оказаться дома он свернул на боковую тропинку желая обойти ребят, как случилось то, что уже начинало надоедать своей банальностью.

– О, солдатик! Закурить есть? – обратился к нему, кто-то из кампании не трезвым голосом.

«Второй раз за день» – подумал Фартовый, и бросил:

– Не курю.

Дешевый портвейн видимо притупил чувство самосохранения и предал храбрости парням, потому, они вдруг решили, что Фартовый отличное средство от скуки.

– А ну постой, – прозвучал тот же голос.

Фартовый остановился. Один из парней подошел и встал перед ним. Таких Артем еще не видел. По крайней мере, в пору его юности подобных можно было увидеть лишь на пластинках «Пинк Флойд», или «Блэк Сабат». Парень был одет в черную куртку, сплошь покрытую металлическими клепками. На руках красовались перчатки с обрезанными пальцами и стальными шипами на костяшках, а голову его украшала давно не мытая и не чесаная шевелюра.