Виктория Ширинг - Фартовый

Выдавливая из асфальта влагу прошедшего дождя, резко скрипнув тормозами, машина остановилась у подъезда. Я рассчиталась с таксистом и выпорхнула на улицу. Из-за циклона, терроризирующего город грозами почти неделю, было не по-летнему свежо. Особенно это ощущалось сейчас – поздним вечером. Посильнее укутавшись в теплую кофту, я по-быстрому заскочила в подъезд. Поднялась на лифте на свой этаж и наконец, оказалась в привычном покое своей квартиры. Разделась и приняла душ. Прошла на кухню и заварила зеленый с жасмином чай. Квартиру наполняли уютные бытовые звуки электрических приборов. За спиной остался приятный вечер в компании старых друзей. Два бокала сухого красного грузинского вина все еще предавали легкость телу. Вот только что-то беспокойное, неуловимое витало вокруг меня. «Быть может не свежие суши?» – подумала я, а затем, прислушавшись к себе, поняла, что причина не в этом. Не осознано, где-то на втором плане, я безостановочно прокручивала в голове историю, рассказанную мне сегодня моим хорошим знакомым, когда мы вдруг остались наедине. Самое удручающее в его рассказе было то, что это была реальная история, произошедшая с реальными людьми в начале 90-х годов прошлого столетия в одном из небольших городков нашей необъятной Родины. И как только я это поняла, все услышанное хлынуло на меня в новом буйном потоке драматизма произошедших событий. В непонимании и остром сожалении о человеческих судьбах. В осознании, что в данном мире все происходит как-то не так. Заблудшие потерянные призраки чужого прошлого замаячили передо мной, все яснее обретая отчетливые формы. Фантазия услужливо заполняла недостающие фрагменты, отчего воссозданная в мозгу картина становилась все жизненнее, и так не хотелось верить в то, что это правда. Тем не менее, это была реальность, суровая, возможно глупая, но реальность. Настолько же материальная, как моя рука, эта кухня, тикающие настенные часы, грузинское вино… Люди – но в этой истории были живые, настоящие люди, созданные для счастливой жизни на маленькой голубой планете потерянной в бескрайних просторах вселенной.

Некоторое время я просто не могла найти себе место и хаотично передвигалась по кухне, пока руки сами не потянулись за сигаретой. Дрожащей рукой я чиркнула спичкой по коробку и, выпустив дым из легких, наконец, устроилась на кресле, поджав под себя ноги. Остывший чай вдруг стал совершенно безвкусным.

«Мир, наверное, сошел с ума, перевернулся вверх тормашками!!! – думала я, – если здоровые молодые люди в полном рассвете сил оставляют его один за другим, нелепо поддавшись сиюминутным влечениям, наплевав на законы морали. Если то, что испокон веков считалось святым, вдруг утрачивает свою ценность, уступая место диким помрачающим разум желаниям. Если ни узы брака, ни кровное родство уже не способны быть теми определяющими факторами, на которых держится человеческая жизнь. Если…» – Я резко пришла в себя от жгучей боли в пальцах. Сигарета прогорела до фильтра. Пепел легкими серыми струпьями окружил ножку кресла, напоминая прах которым, рано или поздно станет все живое вокруг.

Тогда мне отчетливо стало ясно, что эта история просто не может предаться забвению, не послужив жизненно важным уроком. Не быть рассказанной и услышанной, растаять в вечности очередной жестокой нелепицей.

Монитор ноутбука услужливо запылал голубым пламенем, а на белом листе почти мгновенно появились слова, с которых данная история просилась начаться сама: «Какие мысли проносятся в голове, когда на тебя смотрит дуло огнестрельного оружия и курок уже нажат?»…

Какие мысли проносятся в голове, когда на тебя смотрит дуло огнестрельного оружия, Фартовый знал не понаслышке. Вот и сейчас ствол старого доброго «калашникова» уставился ему прямо в грудь с расстояния не более чем трех метров.

Меняя позицию вокруг хижины, Фартовый меньше всего ожидал встретить кого-то с ее тыльной, расположенной под нависшей скалой и заросшей густым кустарником стороны. Прямой обзор на данный участок закрывался постройкой, именно поэтому командир группы – майор Мазур решил блокировать его, на случай если кто-то из боевиков решит ускользнуть.

Воспользовавшись сумерками, Фартовый с бойцом группы Алексеем Гришиным выдвинулись на новую позицию, передвигаясь по небольшой роще практически бесшумно. Но выходило, что враг, непонятно как оказавшийся в роще, их все-таки заметил и затаился, изготовив автомат для внезапной стрельбы. Не видя засаду из-за деревьев, Фартовый выскользнул прямо на боевика. Вся нелепость заключалась в том, что возможности для какого-либо маневра просто не было. Та секунда, которая была необходима, чтобы вскинуть свой автомат и произвести выстрел, стала бы для него последней. Из-за близости вражеского стрелка он даже не мог резко уйти в сторону. «Всего за пару месяцев до дембеля» – с горечью подумал Фартовый. Но не это было самым досадным. Выстрел врага означал полный провал операции. За то мгновение, пока палец боевика нажимал на спусковой крючок, Фартовый отчетливо увидел все, что произойдет дальше. Вслед за выстрелом врага, прозвучит еще один, его произведет Алексей, который на данный момент находился за спиной и чуть левее. В том, что Гришин уложит боевика, он не сомневался, только вот выстрелы будут услышаны в лагере боевиков и все эти три дня, проведенные в роще в виде неподвижного корма для комаров, ничего уже значить не будут. Поставка будет отменена, а оповещенные боевики дадут бой и скорее всего, пусть и не все, сумеют скрыться.

Фартовый еще успел слегка прикрыть глаза, приготовившись встретить грудью пулю и свою смерть. Надежды на легкий бронежилет от выстрела из «калашникова» практически в упор просто не было. Но произошло то, чего просто не могло произойти, автомат в руках боевика тихо щелкнул, произведя осечку.

Возможности нажать на курок еще раз опешившему врагу Фартовый не дал. Словно дикий зверь он метнулся в его сторону, преодолев разделявшее их расстояние за доли секунды, и ударом правой руки разнес ему кадык. В следующее мгновение нож спецназовца мягко вошел между ребер боевика, навсегда остановив вражеское сердце. Фартовый на лету подхватил падающее хрипящее тело и неслышно опустил его в траву. В неясном сумеречном свете он вдруг отчетливо увидел, как смертельная пелена застилает широко раскрытые от удивления глаза молодого иранца.

Из-за деревьев бесшумно выскользнул Алексей. Присев возле трупа он шепотом произнес:

– Слышь сержант, а ты и, правда, Фартовый. Два года с этой штукой, – он кивнул на сжимаемый в руках автомат, – И в снегу и в песках и в воде, ни разу не видел, чтобы он осечку давал.