Helene P. Scheglova - Наследник герцога

– Из-за таких рисунков???

– Ну… возможно не только из-за таких рисунков.

Эдмон точно знал, о чём говорил, но Джоэль трактовал это для себя иначе, так как фраза была настолько двусмысленна, а Эдмон постоянно оставлял недомолвки в своих речах. Так что вытягивать смысл из его последней фразы можно было бесконечно.

– Ладно, оставим эту ерунду, – усаживаясь на стул и открывая папку, сказал Джоэль.

Эдмон лишь слегка улыбнулся.

Джоэль перебирал лист за листом, и перед его глазами мелькали прекрасные наброски, сделанные Эдмоном в Эворе, виды Лондона, портреты каких-то людей. Но больше всего было эскизов, изображавших одну и ту же девушку. Джоэль так же заметил, что хозяин комнаты помрачнел, как только увидел эти портреты. И он почувствовал, что лучше о них не спрашивать.

– Я ещё немного рисовал маслом, но все работы остались дома – везти их сюда не было смысла, – вдруг сказал Эдмон.

– Насколько мне известно, после графики у нас будет техника акварели, а потом и рисование маслом. И каждый раз будем начинать с натюрмортов и заканчивать гипсовыми фигурами, а в самом конце – с натуры.

– И кто же будет выступать в качестве модели? – поинтересовался Эдмон.

– Старшие ученики говорят, что Милле в основном берёт кого-то из группы, кого он может позволить себе освободить от практического занятия. Боюсь, что этим человеком будешь ты, – шутливо закончил Джоэль.

– Почему я?

– Думаю, что к тому времени ты самого Милле превзойдёшь по мастерству, если будешь двигаться в таком же темпе. И у тебя отпадёт необходимость присутствовать на занятиях вообще.

– А если я разленюсь и стану самым худшим учеником в группе? Что тогда? – вдруг сказал Эдмон.

– До этого времени мы все вылетим из колледжа! – шутливо ответил Джоэль, засмеявшись.

– Знаешь, – продолжал Эдмон, – ты мне напоминаешь одного моего друга по учёбе из Лондона, Сэмюеля Чарлстоуна. Ты случаем ему родственником не приходишься?

– К сожалению, нет, а где он сейчас?

– Убежал из школы, и я предполагаю, что он сейчас работает юнгой на корабле своего дяди, а в будущем, я так думаю, он станет и капитаном. Главное, захотеть, и всё будет так, как ты задумал.

– О, Боже, – вдруг воскликнул Джоэль, что-то вспомнив. – У нас осталось всего двадцать минут до начала занятий. А мы ещё не обедали… Я четыре часа не выдержу без еды.

– А мне в таком случае сегодня уготовано восемь часов без всякой пищи… – отозвался Эдмон.

– Почему восемь? – удивился Гордон.

– Я наказан, ты не забыл? Милле в качестве наказания дал мне дополнительных четыре часа занятий.

– Ужас какой…

– Да мне всё равно… если честно, – безразлично ответил Эдмон.

Джоэль был в лёгком ступоре. Эдмон показался ему таким простым в общении человеком, честным и серьёзным, что придирки учителя стали ему ещё более непонятны. Он принёс свой поднос с обедом в комнату Эдмона, и молодые люди в скором темпе пообедали вместе и поспешили обратно в аудиторию.

– О том эскизе на столе лучше не распространяться… – тихо попросил Эдмон, когда они входили в аудиторию.

– Да я и так не дурак, всё понял, – подмигнув, ответил Джоэль.

Эдмон только улыбнулся в знак благодарности.

Девятнадцать человек честно дождались окончания занятий и ровно в четыре вечера разошлись по своим комнатам. Предпоследним выходил Джоэль; проходя мимо мольберта Эдмона, он сказал:

– Удачи!

– Спасибо… – только и успел ответить Эдмон, как подошёл Милле.

– Ну, как? Вы готовы?

– Конечно, учитель, – безропотно проговорил Эдмон.

Другого ответа Милле и не ожидал.

Милле создавал композиции из разных предметов, а Эдмону приходилось рисовать натюрморт за натюрмортом.

Под конец он так устал, что у него дрожали руки. Ему даже начало казаться, что столь любимое занятие, как рисование, начинает его раздражать и вызывать ненависть.

На самом деле Милле было очень жаль Эдмона, и каждую минуту он повторял в своём сознании, словно оправдывая свои действия: «Так надо…»

– На сегодня достаточно, – наконец произнёс он, когда на часах в классной комнате стрелки показали пятнадцать минут девятого. – На сегодня вы свободны.

– Спасибо, господин учитель…

Это была вторая фраза, сказанная Эдмоном за всё это время.

– Господи!.. – взмолился маэстро, когда сюртук Эдмона мелькнул в дверях здания, где находилась его комната. – Я уже думаю, не совершаю ли ошибку…

Тем временем Эдмон открыл свою комнату, каким-то чудом умудрился зажечь лампу у входа и, едва сделав всего четыре шага, упал от слабости прямо посреди комнаты. Жутко болели пальцы рук, он чувствовал каждый сустав, который отдавал тупой болью. Его словно побили: спина и ноги от долгого сидения на месте изнывали настолько, что сейчас встать и сесть в кресло, стоявшее в полуметре от него, было недостижимой целью. Удивительно, что ему удалось добраться до комнаты, да и отсутствие необходимости подниматься на второй этаж тоже сыграло свою положительную роль. Эдмон лежал и в ступоре смотрел на свои дрожащие руки. Он настолько оцепенел, что даже не услышал, как окно открылось, и в комнату, едва преодолев подоконник, пробралась, как ангел ночи, Элоиза.

– Боже мой! – воскликнула она, бросаясь к Эдмону, – что случилось?! Я была здесь уже два раза, но тебя не было.

Она опустилась рядом с ним и положила его голову себе на коленки.

– Что с тобою сделали? – чуть не плакала она, обнимая его и целуя лицо. Она взяла его руку и тут заметила, как странно дрожали тонкие пальцы юноши. – Что с твоими руками?! Кто это сделал? Эдмон, ответь мне, пожалуйста!

– Меня только что отпустили с практического занятия… – очень тихо произнёс он.

– Как? – удивилась она. – На каком основании? Что они себе позволяют!

– Да какая разница… – столь же безразлично, сколь Элоиза была в раздражении от случившегося, ответил Эдмон, прижимаясь к девушке и глядя в пустоту комнаты.

Она взяла его ладони и прижала к своим щекам. Она поняла, что Эдмона наказали из-за неё. Дополнительные часы занятий никому никогда просто так не давали, разве что кто-то из учеников сам просил у преподавателей о подобном. И насколько ей было известно, Эдмон подобного не делал.

– Элоиза… я хочу у тебя спросить кое о чём… когда ты успела нарисовать тот рисунок, что лежит на столе?..

– Ты так слаб, тебе нужно отдохнуть, а ты утруждаешь себя, спрашивая о подобной чепухе…

– И всё же… – настаивал Эдмон.

– Когда ты спал, глупенький, – легонько поцеловав его, ответила она. – Ты уснул прямо у меня на руках. Я не хотела мешать, собралась было уйти, но ты лежал так живописно, что я не удержалась и сделала тот рисунок. Потом я укрыла тебя одеялом и ушла. Вот и всё… Ладно, больше ни слова о рисовании, оно и так тебя сегодня довело. Тебе надо переодеться и отдохнуть. Сможешь подняться?