Татьяна Брукс - Любовь. Любовь? Любовь!

Через несколько дней синяк позеленел, затем пожелтел. Шишка уменьшилась, но совсем не исчезла. Каждый раз, когда кто-то насмехался над ней в связи с этой неровностью на голове, – дети жестоки – Люба говорила: «Не надо смеяться. Мне было больно. Мне было очень больно… Не надо смеяться над теми, кому больно. Их надо пожалеть. Им надо помочь. Их надо любить».

А через три года шишка начала расти. Сначала медленно, и никто на это не обратил внимания. Было лето, когда Оливия, которая не видела внучку почти год, приехала и ужаснулась.

– Вы что, совсем ребенком не занимаетесь? Богдан, сынок, ты разве не видишь, что у девочки даже форма головы начала меняться!

– Мам, да ты что… Мы же каждый день Любашу видим, следим.

– А то-то и оно. Вы её каждый день видите, любите и потому ничего не замечаете. Всё. Я забираю Любашу с собой. Покажу нашим врачам.

– Оливия, не беспокойтесь, – вмешалась и Надя. – У нас же есть Ладо. Ладо Девдориани. Наш друг профессор, врач-нейрохирург. Он же в Киеве работает. В клинике нейрохирургии.

– Звоните. Звоните немедленно и езжайте. Или нет, лучше я сама повезу. Звоните, договаривайтесь, я поеду с Любашей на консультацию.

– М-да-а-а, Александра Девдориани слушает, – пропело в трубке почти сразу, как только Богдан закончил набирать номер, как будто она ждала звонка и держала телефон в руке.

Александра. Она превратилась в настоящую красавицу и выглядела старше своих четырнадцати лет. Светловолосая, но смуглая с темными, почти черными глазами и алым ротиком, она знала себе цену.

Мама – ведущий дизайнер одежды известного дома моделей, отец – профессор медицины, а на ней школа, танцы и маленький брат Миша, тоже вполне гениальный для своего возраста ребенок.

– Сашенька, это дядя Богдан, а папа дома?

– О! Богдан Юрьевич, а я как раз вам звонить собралась, давненько мы вас не слышали… нет, – у неё что-то звякнуло, потом покатилась и, похоже разбилось, – о черт! Нет, дядь Богдан, господа Девдориани в театре. А тут… Михо! – вдруг повысила она голос, но не слишком. – Прекрати! Ешь! Да, так вот, некоторые по театрам ходят, а другим приходится малолетних братьев ужином кормить и… ой, а что у вас случилось? – неожиданно сменила она тон голоса и тему разговора.

– Да, я хотел бы поговорить с твоим папой, пусть он перезвонит мне, когда вернется, ладно?

– Обязательно, дядь Богдан… Что-то с Любочкой… – не спросила, утверждала Саша, – да вы бы вообще-то не теряли времени, а? Давайте-ка на поезд – и к нам. Или на маршрутку.

– Ты что, что-то чувствуешь, Саша? Что-то серьезное?

У Александры Девдориани был дар. Никто не знал, как это действует и что значит, но она могла предвидеть некоторые вещи и чувствовать боль другого человека. Видимо, это происходило на каком-то энергетическом уровне. Слава богу, родители не посчитали это чепухой, поверили своему ребенку и даже помогали ей этот дар развивать, особенно отец. Он пытался отыскать любую более или менее научную информацию, объясняющую этот феномен. Такой информации было много, но убедительных объяснений ни Ладо, ни сама Александра так и не нашли. Просто согласились с тем, что это существует, и Саша старалась научиться своими возможностями пользоваться и контролировать их и вполне в этом преуспела. Иногда она даже помогала отцу диагностировать труднодоступный участок головного мозга больного, в котором была проблема, и ни разу не ошиблась.

– Нет, – с грустью в голосе отозвалась девушка, – вы находитесь слишком далеко, но вы бы не стали звонить так поздно, если бы все было в порядке, верно? Да, и обычно это тетя Надя звонит и с мамой по часу обсуждают кухню, косметику, одежду или вас, мужчин. Приезжайте. Вы же знаете, что мои родители всегда вам рады.

– Спасибо, Саша, – только, наверное, мы бабушку Оливию с Любашей пришлём, она сейчас здесь.

– О! Клёво! Заодно и мы с Михой английский подтянем.

– И все-таки пусть папа позвонит, когда…

– Ой, дядя Богдан, погодите… па-а-ап, тут дядя Богдан…

Дальше Богдан не расслышал, о чем разговаривали на другом конце провода. Просто через минуту в телефоне прозвучал мелодичный голос с незначительным акцентом:

– Слушай, генацвале, тебе же моя дочь русским языком сказала: прыгаешь в маршрутку – и через три часа ты у нас. Когда будешь?

«Наверное, в буфете антракт проводили, – улыбнулся Богдан. Только когда Ладо выпьет коньяка, а этот харизматичный грузин употреблял исключительно коньяк, у него появлялся акцент.

– Привет, Ладо, рад тебя слышать. Что, не слишком интересный спектакль был? – подковырнул он друга. – Моя мама приедет с Любашей. У меня сейчас на работе завал. Да и у Нади тоже. У Любаши на виске…

– Оливия? Очень хорошо. Я очень лублю твою маму. Такая красивая жэнщина. И душа красивая, и лицо. Как муж её, Том?

– Том? Том нормально. Он молодец. В свои шестьдесят семь носится, как молодой. В следующий раз хочет вместе с мамой к нам приехать. Да, так вот у Любаши…

– И нэ надо сейчас ничего говорить. Приезжайте – посмотрю, – прервал его Ладо.

– Спасибо тебе, – Богдан почему-то разволновался. Какое-то совсем не объяснимое волнение. А вдруг у Любочки что-то серьезное? И почему он, дурак, раньше не обратил внимания, что шишка эта проклятая растет. И Надя…

А Надя стояла в этот момент за его спиной ни жива ни мертва. Она тоже ругала себя на чем свет стоит. Вот так от большой любви не замечаешь в человеке изменений. Любишь человека любым: кривым, косым, хромым. Слепая она, что ли, эта любовь?

– Хэй, Богдан, все будет хорошо. Александра тоже посмотрит. Она Любашу любит. Она её обязательно почувствует…

– Да… да-да. Спасибо, Ладо. Завтра мама с Любашей будут у тебя. Я их отправлю сегодня поездом, так что в шесть утра уже будут в Киеве.

Оливия познакомилась с Ладо несколько лет назад, и теперь, увидев на перроне тонкого высокого грузина с красными розами в руках, удивилась. Время, казалось, не властно над ним. Только серебра в его черных зачесанных назад волосах стало чуть больше. Щеки немного запали, совсем немаленький нос стал тоньше, изящнее. Черный льняной костюм, сшитый, по всей вероятности, его женой, сидел на нем как влитой – ни морщинки – и открывал кусочек смуглой груди, среди черной растительности которой поблескивал крестик из белого золота. Ладо Девдориани всегда был мужчиной привлекательным и интересным, но с возрастом стал потрясающе красив.

– Оливия! Как я рад вас видеть, – Ладо обнял женщину, отстранился и заглянул ей в глаза, одновременно протягивая розы, – как Том?

– Том хорошо, спасибо, – она заправила за ухо упавший на лоб непослушный локон.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».