Кэтрин Уэбб - Девушка из Англии

– Моя дорогая девочка, – мягко проговорил он. – Не хочу растравлять твою рану, но не могу не спросить, как ты справляешься. Вы были так близки с нашим дорогим Дэвидом. Прошлый год наверняка стал для тебя очень тяжелым.

– Да. – Мысли Джоан мгновенно обратились к ее горю. Оно походило на плотный комок в животе, который никуда не девался и не уменьшался. Она и теперь его ощущала. Комок имел все те же размер и форму, как и спустя неделю после смерти отца, когда до нее наконец дошло, что самого родного человека больше нет рядом. Она думала об этом факте как о некоем препятствии, которое надо научиться обходить, и обнаружила, что это можно сделать, если сосредоточить мысли на других вещах. Она научилась делать это так ловко, что иногда забывала о своем горе, пока память об отце вновь не заявляла о себе внезапным приступом боли. Джоан слегка пожала плечами, чувствуя, что ей будет трудно объяснить все это. – Пожалуй, со мной все в порядке, – сказала она. – Но я по нему ужасно скучаю. Нам всем его не хватает. Увы, человеку приходится…

– Сматываться? – добродушно улыбнулся Роберт. Это было одно из любимых словечек отца.

– А есть выбор? – спросила Джоан и подумала о матери, в которой со смертью мужа что-то сломалось и которая, похоже, до сих пор не пришла в себя. – А еще выяснилось, – продолжила она, – что мне становится легче, когда я пытаюсь представить, каких поступков ждал бы от нас папа.

– Да, это правильно. Действуй в том же духе. А как мама? В тебе есть немалая доля жизнестойкости твоего отца, а вот Олив, боюсь, ее не хватает.

– Да. Она до сих пор сама не своя. – Вот все, что нашла сказать Джоан.

Перед ее мысленным взором встала вымученная улыбка матери, бледный знак былого стоицизма, появившаяся на ее лице, когда Джоан собрала вещи, чтобы ехать в Маскат. Джоан, как ни старалась, не могла избавиться от легкого раздражения, смешанного с чувством вины. Горе матери начинало казаться ей цепями, приковывающими Джоан к дому и к детству, в то время как ей открывал объятия весь мир. Роберт потрепал ее по плечу своей ручищей.

– Время – великий целитель, но такая потеря не может не оставить глубокий рубец. Единственное, что можно сделать, – это попытаться помочь ей. И простить за все, – сказал он.

Джоан с тревогой взглянула на него. Ей показалось, будто он прочитал ее мысли. Его взгляд был твердым и понимающим, но в нем не было осуждения. Джоан почувствовала, что краснеет.

– Да. Конечно, – сказала она.

– Ты совершенно права. И вообще у тебя на носу свадьба, и мы должны утешаться, вспоминая твоего отца и то, каким он был. Я когда-нибудь рассказывал, как в школе мы с ним однажды пробрались в директорский винный погреб?

– Да, – сказала Джоан, улыбаясь. – Но расскажи еще раз.

За обедом речь снова зашла о Мод, и когда все стали говорить о ее былой славе, Джоан начала забывать, какой странной и неловкой вышла их встреча, и вспомнила, какую важную роль Мод всегда играла в ее жизни. Она впервые узнала о ней, прочтя короткую главу в книге о женщинах-первопроходцах. Там мисс Викери упоминалась наряду с Гертрудой Белл [34] Гертруда Белл (1868–1926) – британская писательница, путешественница, разведчица и археолог. Совершила многочисленные путешествия по Сирии, Месопотамии, Малой Азии и Аравии. , Амелией Эдвардс [35] Амелия Энн Блэнфорд Эдвардс (1831–1892) – английская писательница и египтолог, путешествовала по Египту. и Александрой Давид-Неель [36] Александра Давид-Неель (1868–1969) – французская оперная певица, поэтесса и композитор, путешественница, писательница и исследовательница Тибета. Знаменита тем, что достигла столицы Тибета Лхасы в 1924 г. . Внимание Джоан привлекли фотографии Мод. Маленькая некрасивая женщина с крючковатым носом и страстным выражением лица, с явным нетерпением позировавшая для студийного фотопортрета. С юных лет Мод Викери в одиночку путешествовала по самым диким уголкам Ближнего Востока в поисках памятников древних цивилизаций. Она опубликовала книги о своих путешествиях и стала признанным авторитетом в своей области, а также получила признание как переводчик с персидского и арабского языков. Она была первой женщиной, которая пересекла аравийскую пустыню Руб-эль-Хали, причем по самому трудному маршруту, какой можно себе представить, пройдя через дюны Урук-аль-Шайба. Но ее достижения были забыты потому, что она следовала с отставанием в несколько недель по пятам своего друга и соперника Натаниэля Эллиота, которому достались лавры первопроходца. В конце концов, он был мужчина, и славы ему хватило на всю жизнь. После того как он буквально в последнюю минуту вырвал у нее победу, имя Мод Викери пребывало в безвестности в течение нескольких лет. Наконец она снова появилась в Маскате и опубликовала свои переводы классической персидской поэзии. Она ничего не написала о том, как пересекала пустыню, за исключением небольшой статьи для Королевского географического общества, опубликованной через много лет после этого события. Джоан даже хотела спросить у Мод, почему та не написала книгу о своем величайшем путешествии. А еще хотелось услышать о том, каково быть женщиной в мужском мире, да еще в эпоху, когда это ощущалось гораздо острее, чем теперь. И выведать, как Мод удалось убедить бедуинов взять ее в пустыню. Она так много о чем хотела узнать, но не смогла…

Джоан съела порцию бараньих отбивных и недоваренного картофеля, а-ля английское блюдо, название которого не переводится на арабский, и решила, что должна выбирать. Или поражение и разочарование, ненастоящая европейская еда и жизнь вблизи представительства под крылышком у дяди Бобби – а до недавнего времени она, наверное, выбрала бы именно это, – или нечто совершенно другое. «Будь храброй» , – сказал бы ей отец. Он говорил эти слова, когда она в первый раз пошла в школу, и потом, когда она не захотела идти к кому-то на день рождения, и когда ее перевели на более высокого пони во время уроков верховой езды, и когда она уехала из дома, чтобы учиться в университете. «Будь храброй» . Это звучало всякий раз, когда она боялась перемен, боялась идти вперед. Она снова наведается к Мод. Возможно, через день или два, чтобы не показаться слишком назойливой. Она вернется и попробует снова. Джоан чувствовала, что должна это сделать, если хочет что-то изменить. Изменить отношение к жизни. Изменить жизнь. Последние клочья уныния развеялись, как предрассветный туман.

Роберт прервал ее мысли, постучав кончиком ножа по краю тарелки.

– Кстати, моя маленькая Джоан, сегодня я узнал новости, которые могут тебя заинтересовать.

– Да?

– Да. Похоже, твой брат вернулся на базу. Мы можем вместе навестить его завтра, если захочешь. – На его губах заиграла довольная улыбка.