Иван Плахов - АдрастеЯ. Или Новый поход эпигонов

Людочке нравилось, что она красива. И это она не могла, да и не хотела скрывать. Нравилось ощущать пристальное – вот только жаль, что не очень частое – мужское внимание, особенно если его можно было подогреть эффектной одеждой и удачным макияжем. Но вот какая проблема: это внимание было, во-первых, прилипчиво-надоедливым, а во-вторых – совершенно бесполезным. В основном на нее клевали такие мужчины, серьезные отношения с которыми не светили.

«Ну почему наши мужики такая шваль? Мелочные, только о себе и думают. Каждому одного надо: затащить в постель, попользоваться – а потом ищи-свищи его, мерзавца, в чистом поле. А ведь у меня, кроме молодости и красоты, ничего больше нет. Ничего! Не хочу и не буду растрачивать их на каких-то там стрекозлов и вечно озабоченных бабников. У них даже ума не хватает меня оценить и предложить достойную жизнь в обмен на мое внимание. Да у этой породы мужиков и нет-то ничего. Так, шелупонь всякая. Максимум, что можно с них слупить, – пару походов в ресторан да цветочки. А лучше бы шубу… и каждый раз новую… да не из кролика, а из норки».

Тут Людочка с сожалением вспомнила, что ей давно пора менять шубу. Старая уже совсем не устраивала ни ее саму, ни общественное мнение в лице ее подруг Вики и Маши.

Единственная загвоздка, которая мешала ей приобрести новую модную шубку, в которой было бы не стыдно ходить еще пару зим, – это безденежье. Людочка была секретарем-референтом – так теперь называли согласно новомодным веяниям всех секретарей и секретуток, наводняющих бездонные глубины бывших советских учреждений и министерств. И проклятая нищенская секретарская зарплата не позволяла даже приличную косметику себе купить, не говоря уже о нижнем белье или шелковой ночной рубашке. Или о шубе.

Да какая там шуба! Стыдно сказать, но даже на треклятые прокладки, реклама которых стала у многих мужчин чем-то вроде дежурной шутки в адрес телевидения, и то не всегда были деньги. Частенько в критические дни приходилось пользоваться обычной ватой и чуть ли не прорезиненными трусами… Отчего так не везло ей в жизни, Людочка, конечно, не могла сказать. Но подспудно, в глубине сердца, во всем винила родителей, точнее – мать, с которой до сих пор вынуждена была жить.

Родители ее развелись, когда ей исполнилось двенадцать. Инициатором развода была мать. Она считала, что во всех ее жизненных неудачах виновен муж-неумеха, который не смог обеспечить ей достойную жизнь: ни общественного успеха, ни дачи, ни машины.

Отец Людочки был хорошим, но недалеким человеком. Не умел пролезать в щели закромов родины и тащить из них в дом всё, что можно добыть. Любил выпить по праздникам, любил рыбалку и футбол и всегда был прямолинеен с начальством – никому никогда не угождал. Оттого его никуда и никогда не выдвигали. Отца это очень даже устраивало, но мать – вовсе нет.

Сколько Людочка себя помнила, родители постоянно грызлись по поводу денег, а мать кричала, что муж загубил ее молодость. В конце концов она завела себе любовника, женатого снабженца из главка, и решила развестись, чтобы ничего не мешало ей на пути к заветной цели – к новому замужеству с перспективным кадром. Так мать любовно называла дядю Колю, отца Вальки Защекина из параллельного «Б» класса, и с которым она «была бы по настоящему счастлива».

Отец Людочки не возражал, хотя, как она понимала теперь, был страшно оскорблен и обижен. Даже сейчас, тринадцать лет спустя, он категорически отказывался видеться с матерью или даже слышать хоть что-то о ней. Новый брак матери не состоялся: «перспективному кадру» развод как пятно на его партийно-административной карьере был не нужен, да и семью свою он бросать, как выяснилось, вовсе не собирался.

Отец же вскоре женился во второй раз на какой-то иногородней, попавшей в Столицу по лимиту. У них родился сын, Людочкин сводный брат Лешка, забавный краснощекий карапуз с веселыми карими глазами. Двухкомнатную квартиру сразу после развода семья разменяла на однушку в соседнем районе и комнату в коммуналке. В коммуналку, конечно же, выселили папашу, который туда и привел свою новую жену Галу, с Украины, вечно веселую деваху с неистребимым южнославянским акцентом и гхэканьем. От него обычное слово «Галя» в ее речи превращалось в неистребимо-украинскую Галу, вареники – в галушки, а водка – в горилку.

Отцу, видимо, нравилась простота новой жены, потому их отношения были искренними и прочными. В советские и церковные праздники отец и Гала всегда приглашали Людочку к себе, но только одну, непременно без матери, и устраивали «знатную жрачку», как говаривала Гала, где всё было крайне простым и обильным.

Людочка охотно ходила в гости к отцу: коротать вечера с вечно обиженной на весь мир и на мужиков-козлов матерью с каждым годом становилось всё невыносимее. На примере отца она видела, что жизненная мораль большинства, которую исповедовала и ее мать, да и она сама, чего уж греха таить, работала не всегда. И мать, и бабушка учили ее с детства, что надо жить с расчетом, с умом, во всем видеть свою выгоду и пользоваться ей, что нужно устраивать жизнь, не теряя время понапрасну…

А отец, будто нарочно, жизнь свою не устраивал, а просто жил. Просто и безыскусно. Главным для него была семья. И жизнь ему отвечала, если можно так сказать, взаимностью, помогая как по волшебству. Дом, где располагалась коммуналка ее отца, попал под снос, и ему дали двухкомнатную квартиру. Гала, отработав положенный по лимиту срок, устроилась в мебельный магазин продавщицей и вскоре смогла не только купить мужу машину, но и выбить где-то недалеко от кольцевой дороги дачный участок, который новая семья отца принялась осваивать с завидным рвением.

А в жизни матери всё происходило с точностью до наоборот. За тринадцать лет после развода ни выйти замуж, ни найти работу, которая бы нравилась или приносила неплохой доход, она не смогла. Казалось, будто судьба над ней просто насмехается, обращая в прах все далеко идущие планы.

Когда же в стране начались перемены и грянул экономический хаос, то Людочка с матерью впали чуть ли не в нищету, с трудом сводя концы с концами. Если бы не помощь отца, который время от времени подкидывал дочери немного денег, как он говорил, «на гостинцы», то Людочка вряд ли бы сумела после школы попасть в техникум и его окончить.

Учеба, правда, не принесла ей ничего, кроме синей книжицы диплома мастера по наладке оборудования. Распределение тогда уже отменили. Немного побездельничав и погуляв по летнему городу с подружками, Людочка наконец-то нашла работу. Вначале устроилась секретарем судьи в ближайший нарсуд: он был в пяти минутах ходьбы от дома, потому его и выбрала. Затем, через несколько лет, перешла на более высокооплачиваемую работу – в органы районной прокуратуры. Здесь помимо денег были хоть и небольшие, но всё же льготы на проезд и квартплату.