Софи С./М. - Крик в небо – Вселенной. Книга 1. Она

Вдруг он встал, рванул на встречу с кулаками, пришлось выбросить кота из пакета на пол – старик так и застыл перед ним. Нагнулся, запричитал… Не вынесла душа поэта – набросил пакет ему на голову и задушил. В полном шерсти и крови пакете.

Что же делать? Хотел, чтобы тот умер от инфаркта, да понял, это не так-то просто… Всё-таки не профессионал – ругал он себя. Недавно тот же отчим отмазал его от предыдущих преступлений – мать уговорила – на их фоне его заподозрят первым. «Что же делать?» и это «Мать уговорила» вертелись в мыслях. Умеет же она уговаривать, думал он, и тут она вошла в комнату.

На сцене концертного клуба звучит проигрыш – покоробленное гитарное соло. В зале темно, народу мало. В танцпортере люди в чёрном, человек десять, в креслах на втором ярусе такие же, человек двадцать. Все унылые: агрессивная российская альтернатива не заводит местную публику.

Девушка с взъерошенными бардовыми волосами – выбритые виски, кислотно-фиолетовые пряди – берёт микрофон. Пластик, липкий от потной руки предыдущего исполнителя, ложится в маленькую ручку в кожаных перчатках без пальцев, ногти, покрытые чёрным лаком, с рисунком кошачьего когтя по центру, вцепляются в него, будто этот микрофон, скользкая рыба в воде.

– Аня, Привет! Я пришла! – полудетским голоском выкрикивает девочка, лет пятнадцати. Она стоит у сцены, улыбается. Маленькая фигурка в чёрном – заношенные джинсы, растянутая футболка. Она смущается, что проще всех: у неё русые волосы естественного цвета, светло-голубые глаза, почти нет косметики, только на веках облако тёмных теней.

Девушка со сцены кивает и продолжает красоваться перед зрителями. Шипованный ошейник, ботинки на тяжёлой подошве Combat Boots, кислотная сетка чулок – всё как полагается тяготеющим к киберпанк эстетике. В ямочке меж ключиц притаился шестигранник – самая настоящая гайка – на цепочке в виде провода, это чудо техногенного дизайна подпрыгивает вместе с девушкой и шлёпается, делая кожу под собой розоватой.

Начинают играть вступление. В зал вбегает парень, долговязый, в одежде цвета хаки.

– Дарлинг Даггер! – кричит он под сценой.

– Хорош орать, – говорит девушка. – Не отвлекай!

Парень не слышит и снова кричит:

– Даггер, а где сиськи!?

Она вкладывает микрофон в стойку, наклоняется к нему:

– Иди к чёрту, Грэйвен, не отвлекай!

Грэйвен хохочет и Даггер тоже. Они знают друг друга так давно, что позабыли, как представились при первом знакомстве. Им стыдно признаться, что Ник-нэймы субкультурной тусовки стёрли из памяти настоящие имена, а потому, едва ли они их когда-нибудь выяснят. На галёрке сидят Иксайл, Диггер, Розали, Мануил-фил, над последним все смеются, но он сам назвался Мануилом-филом, он знает свой Ник. Есть и такие, кто не знает, например, Пендулум (Маятник) и Methusalem (Мафусаил), их величают так все (между собой), а они и не подозревают.

– Эй, парни! – орёт Грэйвэн. – Мануил, не жри энергетики, как гопник! Эй вы Кибер-Готы, Гипер-Гопы, слышите, что играет!?

– Да! – орут те с галёрки. – Что-то рокен-рольное… Рок, мать его!

– Молодца! – издевается Грейвэн. – Гляньте на неё… Закос под индастриал стайл… А где фетиши!? – Он поворачивается к Даггер и кричит: – Где сиськи?!

– Сиськи, сиськи! – орут сверху, в зале раздаётся хохот.

Вступление отыграли, но Даггер, красная от смеха, стоит, держась за живот, и петь не собирается. Играют заново.

– Да, прекратите! Блин, я так никогда не соберусь! – отмахивается она.

– Брось, тут все свои. Я-то чё припёрся, думал, мутишь фетиш-рокеров, будут сиськи, а ты нас развела…

– Развела не по-детски! – вторит сверху. – Где латекс? Где клеенные лентой соски?! Крест-накрест, а можно и без!

– Не дождётесь! – она показывает фак Грэйвену и галёрке, восстанавливает дыхание и надвигает на лицо сварочную маску.

– Да она индастриал прикид выгуливает, я вам говорю! – усмехается Грэйвен, но вступление отыграли и Даггер не реагирует.

Начинает первый куплет. Гибкое тело двигается в пелене сценической дымки, неудобный корсет из фосфоресцирующего пластика ей не помеха, стягивающая бёдра милитари юбка тоже. Эти вещи – предмет гордости, а не причина неудобств, теперь, когда она срывает сварочную маску, это видно по счастливому, надменному лицу. Запевает припев. Что-то вроде: «Будь как я, моё любимое дитя, я подарю тебе все вирусы, что есть у меня…»

Многие, из тех, кто сидел на галёрке, подходят к сцене, чтобы поприветствовать юную певицу, и уходят, но только та самая девочка, единственная, кто знает её имя, не отводит глаз.

Компания из семерых выбралась на улицу в полночь: четыре парня и три девушки. Их внешний вид вкупе с шумным поведением заявлял о себе. В чёрных плащах, нашпигованной сталью обуви, со странной символикой нашивок и аксессуаров, за обсуждением музыки они выкрикивали контраргументы, словно лидеры партий на политических дебатах. Только юная певица, что переоделась в Кэжуал (за исключением ботинок) и её подруга – девочка в заношенной одежде – вели себя скромно.

Остановились в парке, в первом ряду скамеек. В парке было людно, народ заполнил все ряды, завсегдатаи были неформалами – они собирались тут каждый вечер.

– Повезло, что так быстро нашлось место, – сказал Грэйвен.

– Это точно, – ответил Мануил. Он скинул чёрное пальто с нашивкой «biohazard», достал из чехла гитару и наиграл нечто, вроде Олд скул.

Девушки слушали, допивая вино из бутылки.

– Жарко? – спросила Розали.

– Мертвецам холодно не бывает! – ответил он, все засмеялись.

После «собрания» Даггер с подругой пошли через парк к остановке. Ночь была тёмной – фонари горели не везде.

У паркового киоска Даггер остановилась:

– Вероника, – начала она, – у тебя есть паспорт?

– И что толку? Мне ещё семнадцать, – ответила та.

– Может, в супермаркете вроде как сыграет уверенность – есть паспорт, значит, и восемнадцать есть.

– Нет, в супермаркете будут. Попробуем в киоске.

– Тут одна тётка работает, – задумалась Даггер. – Сестра моего отца, то есть реально моя тётка. Это она заставила меня переехать сюда после смерти мамы, как бы шефство надо мной взяла, сука. И отец – подлец, ей вторит. Воспитатели хуевы…

– Донимают?

– Да им так-то плевать на меня, вот что обидно. Сто лет с мамой в деревне загибались, я в школу зимой в тапочках ходила, хоть бы раз помог! А теперь мамы нет, выискался папаша… Всё так же жмётся, зато – это не носи, туда не ходи…

– Давай другой киоск поищем?

– Нет уж. Недавно чуть не убили о стену башкой за этот ирокез! Каким матом только не выражалась! Так они меня вдвоём отхуярили… Говнюки. Ну ничего… Попляшет у меня.

Киоск располагался недалеко от парковых ворот, но с дороги был незаметен из-за густой растительности. Даггер подошла ближе, осмотрелась. Она постучала в обитую жестью дверцу – никто не открыл. Когда ударила ботинком по жестяному корпусу, изнутри послышались угрозы о вызове полиции.