Маргарита Минина - Марго и демиург. Роман

В нашу школу впервые ее привел, естественно, он. Еще в школьном дворе я обратила внимание на незнакомую девочку, ни на шаг не отходившую от отца. Она не отпускала его руку, но все время находилась в движении, вернее, порхала вокруг него. То повернется боком и сделает два грациозных шажка в сторону, потом поворачивается другим боком, перехватывает его руку и совершает такие же шажки в обратном направлении. Смотреть на это было странно, но занятно. Потом выяснилось, что она ходит в балетный кружок. Когда прозвучал звонок, к ним подошла наша учительница, и отец сдал ей дочку с рук на руки. Учительница повела ее в наш класс. Новенькая выглядела ужасно сконфуженной и одинокой. Она шмыгнула куда-то на камчатку и села там за единственный пустовавший стол.

На переменке я увидела, как она стоит у окна, испуганно вздрагивая, когда носящиеся по всему коридору мальчишки случайно толкали ее. Я решила к ней подойти. Рядом с ней на подоконнике стояла пластмассовая коробка с едой, откуда она как раз вытащила персик и уже поднесла его ко рту. Завидев меня, она протянула этот персик мне и сказала: «Бери…». В этом жесте, как выяснилось позже, была вся Элька. Она всегда была готова поделиться, а то и просто отдать другому все, что у нее было. Ее потом в шутку называли «Франциск Ассизский». Мне вдруг ужасно захотелось взять протянутый ею персик, но я колебалась. «Бери, у меня еще есть», – сказала она, указывая головой на коробку. Я взяла и тут же вонзилась зубами в сочную мякоть. Сок тут же брызнул на меня и на нее. Мы обе невольно прыснули. Как раз за неделю до Элькиного появления я навек разругалась со своей закадычной подружкой, которой, кстати, была Ленка Павлова. Ленка тогда демонстративно пересела к другой девочке, и место за моим столом пустовало. Поэтому я сказала новенькой: «Садись со мной. Меня зовут Рита». «Эля» – ответила она. Мы по-взрослому обменялись рукопожатиями и по-взрослому же сказали: «Очень приятно». После чего не удержались на надлежащем уровне серьезности и снова одновременно прыснули.

Когда прозвучал звонок на урок, Элька перенесла свой ранец за мой стол. С тех пор мы до самого конца школы сидели вместе. И я за все время ни разу не пожалела о своем приглашении. Вернее, не устаю благодарить бога или судьбу, что так вышло. Элька оказалась симпатичной во всех смыслах. Удивительно, но с первого дня знакомства и по сю пору (а прошло уже более 17 лет) мы с ней, по-моему, ни разу не поссорились. Хотя у нас обеих не самый простой характер.

***

Вот и теперь, соскучившись после каникул, я просто глаз не могла от Эльки отвести. От чуть скуластенького лица с широко расставленными (где-то я читала, что широко расставленные глаза делают их обладателя гораздо более привлекательным) и пронзительной синевы глазами. От задорной светло-каштановую челки, небрежно спадающей на лоб. От всего ее маленького изящного тела. Она всегда была похожа на какую-то драгоценную статуэтку. Словом, я откровенно ею любовалась. Любовалась без всякой тени ревнивого соперничества. А если добавить к этому заведомо ущербному и не передающему даже сотой доли ее обаяния описанию слегка угловатые, но удивительно грациозные движения, танцующую походку и тонкую, как бы подсвеченную изнутри, кожу (та же Ленка Павлова завистливо фыркала по нашему поводу: «блестят, как две начищенные никелевые таблички»), то не удивительно, что я часто ловила себя на мысли, что если бы была парнем, то без памяти влюбилась в нее. Влюбилась бы навеки.

А вот поди ж ты! У Эльки в классе никогда не было ни одного воздыхателя, никто на нее «глаз не положил». Может быть, потому, что в компании мальчишек (даже хорошо ей знакомых) она почему-то робела. Зажималась, закрывалась и вела себя, как настоящий синий чулок. Что называется, на контакт не шла. Возможно, на таком ее поведении тоже сказывалось отсутствие матери, ее личного примера, ее любви, ее советов а, если надо, то и утешений. К тому же я не исключаю, что бессознательно Элька ощущала, что сильные чувства с ее стороны к какому-нибудь мальчику будут в некотором роде предательством по отношению к горячо любимому отцу.

Правда, я никогда не сомневалась, что рано или поздно Элька свое возьмет. Не могут же парни вечно не замечать эту красоту, изящество и море доброты, которые она излучала. И точно – в институте она всегда была окружена целой свитой поклонников. Но свита возникла гораздо позже.

***

Мои родители Эльку очень любили. И очень жалели: «Такая чудная девочка, а растет без матери. Как ей, должно быть, нелегко приходится!». Поэтому они всегда старались приглашать ее на разные выставки, концерты, поэтические вечера, на которых «выгуливали» меня. Вот и на ближайшее воскресенье мама запланировала культурную программу – мы собирались всей семьей выбраться на выставку, где уже побывала «вся Москва». Гогена, кажется. Или Сезанна?.. Мама сказала: «Давай пригласим с собой Эльку. И пусть приходит в субботу. Переночует у нас, а с утра мы все вместе и отправимся. Чтобы времени зря не терять…» – «Отличная идея! —захлопала я в ладоши. – А то она у нас сто лет в гостях не была!» Элька тоже была в восторге от маминого предложения, и в субботу вечером мы принимали нашу дорогую гостью.

Мой папа всегда просто таял при виде Эльки и никак не мог налюбоваться. Вот и в ту субботу они с мамой прямо накинулись на нее, тут же усадили за стол, принялись угощать и расспрашивать о житье-бытье, о том, что она думает о новых учителях, не появился ли у нее «мальчик»? Услышав, что нет, не появился, папа всплеснул руками и сказал совершенно искренне: «Эх, был бы я лет этак на двадцать моложе, уж я бы такую красотку ни за что не упустил»!

Папа еще с удовольствием вел бы с Элькой куртуазную беседу, но в самом начале двенадцатого мама решительно сказала, что пора спать: «А то завтра не проснетесь, знаю я вас! Я могу тебе, Эля, постелить прямо тут в гостиной, но вы же, наверное, хотите еще пошептаться, посекретничать, верно? Так что, Саша, разложи диван у Риты в комнате, а вам, девочки, придется спать вдвоем, если вы, конечно, не возражаете».

Мы с Элькой быстренько приняли ванну и улеглись рядом, натянув на себя ночные рубашки.

***

Элька, вообще-то, страшная соня и вырубается иногда прямо на полуслове. Вот вроде бы только мы начинаем обсуждать что-то важное и интересное, и вдруг, оказывается, она уже заснула и сладко посапывает.

Но в тот вечер мы еще долго шептались о том о сем. Потом речь зашла о «Лолите». Оказалось, что Элька после того памятного факультатива поступила в точности, как и я – то есть, прежде всего бросилась читать «преждевременную книжку». И впечатление от романа было столь будоражащим, что она после этого просто оказалась выбита из привычной колеи.