Тата Орлова - Пари на пятьдесят золотых

– Скорее, о ком, – засмеялся Алекс, уж больно одухотворенным было лицо друга. – О графе.

– И что с ним не так? – поднял голову де Борей.

Комнату освещали лишь свечи да огонь в камине, так что тени ложились мягкие, добавляя антуражу то ли загадочности, то ли трагичности.

– Еще вчера, когда обсуждали твою охрану, де Корсото не рассматривал кандидатуру графа, а сегодня… Да и его величество согласился как-то подозрительно быстро. И это несмотря на то, что о де Ланье и де Эрентале даже слышать не желает.

– Хотел он этого или не хотел, но граф влез в дело. Герцог это понимает. Знаешь, – произнес Эдгар после короткой паузы, – а что мы все о них да о них, нам больше поговорить не о ком?

– Это ты о светленькой? – задал де Риньи провокационный вопрос.

– И о темненькой тоже, – засмеялся де Борей. – Раз уж мы с тобой под домашним арестом…

Под домашним арестом они не были, им просто рекомендовали не покидать дом, да и то лишь до утра, когда должен был вернуться отправившийся за инструкциями де Ланье, но это ведь с какой стороны посмотреть. С их так точно – заключение.

– Осталось решить, кого отправим за девушками. – Де Риньи окинул комнату быстрым взглядом. Помочь это не могло – кроме них двоих, в гостиной никого не было, если только давало время подумать. – Дарк?

– Доставит под конвоем, – Эдгар отставил бокал, поднялся, – потом долго придется успокаивать.

– Дорсэ? – сделал вторую попытку Алекс.

– Возможно, но…

– Он все еще беседует с тобой на темы нравственности? – спросил де Риньи, заметив затруднения друга.

– Он обещал отцу присматривать за мной. – Эдгар небрежно пожал плечом. Потом насмешливо фыркнул: – Ты бы слышал…

– Нет уж, – замахал руками де Риньи, – избавь меня от подробностей! Мне хватает тетушки, которая ждет не дождется, когда я остепенюсь и приведу в дом милую, добрую, отзывчивую, неиспорченную девушку.

– И в чем проблема? – Де Борей едва сдержал улыбку.

И не потому, что не хотел обидеть друга. Найти в столице милую, добрую, отзывчивую, неиспорченную, да еще и хороших кровей, как хотела воспитавшая Алекса сестра его отца, было совершенно невозможно. Что-то одно – да. А вот так, чтобы все и сразу…

– Так в нас с тобой и проблема. – Смех де Риньи заставил затрепетать пламя свечей. – Мальчишка!

– Что – мальчишка? – не сразу сообразил Эдгар. Потом покачал головой, не соглашаясь. – Рискованно.

– А мы с ним Дарка отправим, – подошел к нему Алекс. – На всякий случай.

– Уже поздно.

Эдгару мысль отправить за актрисами секретаря удачной не казалась. И не в том дело, что юн, просто… Что – просто, он не знал, но ощущение подлости присутствовало.

– Да не спит он, сидит в библиотеке, – продолжал убеждать его Алекс. – Отвезет записку, дождется, привезет. Откажутся – вернется.

– А если куда-нибудь…

– Да у него осмотрительности на нас двоих хватит, – перебил его де Риньи. – Или тебя устраивает только мое общество?

Последний аргумент оказался решающим. Алекс, конечно, был неплохим собеседником, но…

Блондинка была задорной и смешливой. Как раз то, что ему сейчас требовалось.

День оказался насыщенным, но спать не хотелось. В голове сумбур от множества вопросов, тело требовало движения, которое помогло бы избавиться от напряжения. Не самое приятное состояние, но как с ним бороться, я знала.

Сменив рабочий костюм на домашний, я решительно вышла из комнаты. Единственное, что могло помочь, – те самые матрицы, на основе которых мы с дядей разрабатывали новые, действовавшие совершенно по иному принципу щиты.

– Господин Лонье…

Я только и успела, что закрыть за собой дверь, как тут же столкнулась с появившимся словно ниоткуда дворецким.

– Господин Дорсэ, – вежливо склонила я голову, – хочу позаниматься в библиотеке, – ответила на его вопросительный взгляд. И для убедительности продемонстрировала захваченные с собой записи.

– Уже поздно. – Теперь во взгляде мужчины мелькнула забота. – Сегодня был тяжелый день.

– Не спится, – вздохнув, повинилась я. – Всякие мысли в голову лезут.

– Тогда – да, – кивнул Дорсэ после короткой паузы. – Я распоряжусь принести вам молоко и булочку, – добавил он, отходя.

Свое искреннее «спасибо» я произнесла ему уже в спину. Моя благодарность, насколько я поняла, дворецкого нисколько не интересовала.

– Вот и будь вежливой, – усмехнувшись, буркнула я себе под нос.

– Что? – оглянулся дворецкий. Что у него в глазах, не понять – далековато, но вот сама поза…

– А? – растерянно посмотрела я на него, сделав вид, что думала уже о своем.

– Мне послышалось, – после недолгого молчания склонил он голову и вновь направился в сторону кухни.

А я, мысленно дав себе подзатыльник, направилась к лестнице. Надо же, расслабилась, решив, что все хорошо, потеряла осторожность. Подобная беспечность могла дорого обойтись. Всего одно опрометчивое слово…

С одной стороны – ничего страшного, пари есть пари. А с другой… Ладно когда придется открыться, будучи победительницей, а если проигравшей?

Подумав, что теперь буду аккуратнее, поднялась наверх, прошла мимо приемной, предварявшей кабинет герцога. Порядок там уже навели, но мебель, уничтоженную выставленными щитами, еще не заменили.

Невольно улыбнувшись – о судьбе писем, на которые я не успела ответить, можно было больше не беспокоиться, – остановилась у соседней двери. Приоткрыла, проскользнув внутрь. И ведь уже давно никто не запрещал заходить в библиотеку по ночам, но привычка осталась.

Воспоминания о родителях, которые пытались воспитывать меня, как девочку, окончательно испортили настроение.

Мама называла меня маленькой принцессой. Отец – постреленком. Агжей – любимой проказницей.

Шмыгнув носом – знаю, что неэстетично, но быть сильной нелегко, – прихватила из шкафа две книги, которые приметила еще днем, и расположилась за столом.

Как это обычно и бывало, пространные рассуждения о создании магических структур, перемежавшиеся громоздкими формулами и схемами плетений, заставили забыть обо всем лишнем. Грозное искусство создания щитов не прощало суеты, требуя внимания и скрупулезности.

Сколько времени я так провела, сказать трудно. Появившиеся молоко и тарелку с булочками заметила лишь потому, что они помешали положить еще один лист, на который я собиралась перенести спорные моменты. И не важно, что писал корифей, преподаватели в академии учили относиться критически к тому, что считалось незыблемым. Время шло, мы узнавали все новые и новые законы мироздания.

– Я же говорил, что он здесь! – сбил меня с очередной умной мысли довольный голос де Риньи.

Сдержав обреченный вздох – принесло же их! – поднялась, склонив голову: