Полина Флер - Поцелуй василиска

– Бог знает, почему все приличные девицы после болезни худеют, а эта цветет и пахнет.

– Вы ведь сами велели фройлен цвести, как пион, – радостно откликалась Жюли.

Рядом со мной служанка чувствовала себя гораздо смелее.

Мои волосы она заплела в косички и уложила на голове красивой корзинкой, выпустив несколько завитых локонов. К ним шпильками прикрепили фату, то тут, то там украсив мелкими белыми цветами. Легчайшая органза падала на обнаженные плечи и струилась вниз, за спину с глубоким вырезом, по шелку пышной юбки, подчеркивающему изысканность силуэта.

– Принцесса, – выдохнула Жюли, прижав к груди кулачки и восхищенно глядя на меня во все глаза.

– Берите выше, – важно сказала швея и подняла пухлый указательный палец. – Как есть королевна. А теперь примерим это колье…

Она потянулась к моему лунному кулону, желая заменить его на массивное украшение с сапфировыми вставками, но я, повинуясь какому-то внутреннему чутью, решительно сжала камень и мотнула головой:

– Нет. Я не сниму его.

Швея в нерешительности остановилась, вопросительно глядя то на меня, то на мачеху. Я вся дрожала от невыразимого волнения, не понимая, что происходит со мной, но зная, что никогда не сниму этот кулон. Никогда!

– Разрешите, фрау Кёне, – тихо подала голос Жюли. – Все-таки родительская память…

Мачеха раздула ноздри, пустила надменный взгляд из-под густо подкрашенных ресниц и процедила сквозь зубы:

– Пускай. Желание невесты – закон.

Я всхлипнула и нехотя выпустила кулон. Он закачался, пуская по корсету солнечные зайчики, и волнение постепенно сошло на нет. В довершение наряда мне примерили изящные туфельки, расшитые стразами.

«В таких не побегаешь», – мрачно подумала я и позволила увести себя из дома.

У ворот поджидала голубая карета, убранная искусственными цветами и лентами. В упряжке мотали головами белоснежные кони с аккуратно подстриженными хвостами и расчесанными гривами, также украшенными лентами. На одну скамеечку сели мачеха и сводный братец, по случаю умытый и расчесавший сальные волосы. На другой примостилась я с Жюли.

– А где же его сиятельство? – спросила я.

Якоб осклабился и подмигнул:

– Не терпится поскорее упасть в объятия женишка, мм?

Мне захотелось показать ему средний палец, но жест в этом мире не оценят. Зато мачеха ударила его по плечу перчаткой и сдержанно ответила:

– Его сиятельство будет ждать у алтаря. Видеть невесту в подвенечном платье до свадьбы – плохая примета.

«Да уж не хуже, чем лапать ее под лестницей», – снова подумала про себя.

Кучер залихватски свистнул, хлестнул лошадей кнутом, и карета, покачиваясь и подпрыгивая на брусчатке, выехала со двора.

Отодвинув пальчиком атласную шторку, я с любопытством выглянула в окошко. Поместье с его белыми кирпичными стенами, с башенками, украшенными флюгерами, стремительно убегало назад, напоследок подмигнул синим глазом дракон, украшающий герб на воротах. Мир, в который я попала, прежде ограничивался стенами моей спальни и садом, но теперь раскинулся во всей полноте. Дорога пролегала через холмы, поросшие виноградниками, разбитые на квадраты пахотных земель. Земля тут была красноватая, богатая железом. По склонам ютились белые крестьянские домики с крышами, крытыми черепицей. У горизонта темнели леса, и солнце, как золотая монета, беспечно катилось по голубому бархату неба.

Хороший день для свадьбы. Хороший день, чтобы умереть.

Я вздрогнула от скакнувшей в голову мрачной мысли, и Жюли, отзываясь на всколыхнувшееся во мне волнение, взяла мою ладонь и ободряюще сжала.

Мы миновали ажурный мостик, перекинутый через узкую горную речку, весело журчащую внизу и поблескивающую на солнце рыбьими чешуйками. Из зелени вынырнули двуглавые пики собора с красными наконечниками, и кучер свернул к ним.

Церквушка притаилась в живописнейшем месте. Речка здесь становилась резвее и шире, блестящие воды крутили жернова маленькой мельницы, над головой переплетались побеги дикого винограда, солнце разноцветно сияло в кружевных витражах. Спрыгнув с козел, кучер помог выбраться мачехе и мне, юркая Жюли тут же расправила шлейф и подхватила фату, а я только зыркнула по сторонам, высматривая, куда можно скрыться. По правую руку раскинулась небольшая рощица и скатывалась в долину, пестревшую черепичными крышами. Если и бежать, то только туда. Словно прочитав мои мысли, Якоб подхватил меня под правую руку, мачеха – под левую, и так в сопровождении дражайших родственников, по совместительству конвоиров, я взошла по каменным ступеням. И грянул хор.

Мне тут же захотелось зажать ладонями уши. От звуков органа и тяжелого запаха ладана перед глазами потемнело, корсет снова надавил на ребра, и я задышала ртом, пытаясь справиться с головокружением.

– Что с вами, госпожа? – шепнула Жюли. – Вы так побледнели…

– Все хорошо, хорошо, – пробормотала я и уцепилась за ее услужливо подставленное плечо.

Но хорошего ничего не было.

У алтаря, прямой, точно проглотивший шпагу, стоял генерал в своем ослепительно-белом кителе. В его смоляных волосах, блестящих и гладко зачесанных назад, плясало солнце и серебрило седую прядку над ухом, по эполетам рассыпались искры, вспыхивая на пуговицах и золотом шитье, а солнечные зайчики отскакивали от эфеса шпаги.

– Вот и вы, дорогая невеста, – сухо сказал он, протягивая мне руку. – И почти не опоздали.

– Юной фройлен нужно на сборы чуть больше времени, чем молодому господину, – льстиво отозвалась мачеха и захихикала противно, в нос.

Генерал не улыбнулся, но я почувствовала, как полоснул по мне заинтересованный взгляд, от него мурашками покрылись нагие плечи, тепло было только в ложбинке между ключицами, где лежал лунный кулон.

– Вы сегодня особенно прелестны, – шепнул на ухо возникший точно из-под земли адъютант Ганс.

Он был все в той же темно-синей курточке, но светлая косичка аккуратно переплетена и стянута белой лентой. Несмотря на то что комплимент предназначался мне, я заметила, как зарделась стоявшая рядом Жюли и скромно потупила взор.

Хор пел что-то на латыни, к алтарю вышел священник, неся на бархатной подушечке венчальные кольца. Я подумала, что об этом, наверное, мечтает каждая девушка, вот только радости никакой не было. Да и будущий муж стоял с таким угрюмым выражением на лице, будто пришел на похороны, а не на свадьбу. От него все еще тянуло вином и чем-то приторно-сладким, восточным и удушливым. Вместе с запахом ладана и моими розовыми духами это создавало тяжелый аромат, от которого голова кружилась все больше, и мне захотелось, чтобы все это поскорее закончилось.

– Не тяните, святой отец, – будто считав мои мысли, глухо произнес генерал. – Начинайте церемонию и покончим.