Полина Флер - Поцелуй василиска

– А разве мы не подождем его величество? – робко спросила мачеха.

Генерал дернул уголком рта и пожал плечами.

– Я не высылал приглашения. С его королевским величеством мы встретимся на весеннем балу в конце недели. Может быть, я приглашу и вас, фрау, как новую владелицу поместья.

– Да что же вы меня хороните! – возмутилась я, но мне не дали продолжить.

Генерал нетерпеливо взмахнул рукой и велел священнику:

– Начинайте же, начинайте. Что там по сценарию? Согласны ли вы, герцог фон Мейердорф, взять в жены…

– Позвольте, но это мои слова, – дребезжащим голосом перебил священник. – Сначала я должен спросить, есть ли что-то, что может воспрепятствовать этому брачному союзу.

– Есть, – сообщила я. – Нежелание невесты считается?

– Совершенно нет, – отрезал генерал и покрутил ладонью. – Дальше, святой отец, дальше!

– Гхм… э-э-э… так если нет… – Священник пожевал губами, собрал высокий лоб в морщины, подглядывая в раскрытый молитвенник. – Да, так вот! Поскольку ни на что не было указано, что могло бы воспрепятствовать этому брачному союзу, я спрашиваю вас, ваше сиятельство, герцог Дитер фон Мейердорф, согласны ли вы взять в жены юную фройлен, баронессу Мэрион Адлер-Кёне? Будете ли любить, уважать и нежно заботиться о ней? Обещаете ли хранить брачные узы в святости и нерушимости…

– Да-да, пока смерть не разлучит, – скучающим тоном перебил генерал. – Обещаю. Дальше.

Священник закатил глаза и повернулся ко мне, затянув гнусаво все то же:

– Согласны ли вы, баронесса Мэрион Адлер-Кёне, взять в мужья его сиятельство герцога Дитера фон Мейердорфа? Будете ли любить, уважать и нежно заботиться о нем…

– Нет, – выдохнула я. – Не хочу и не буду.

Рядом по-змеиному зашипела мачеха:

– Не позорьтесь, скажите «да».

– Нет, – заупрямилась я.

Священник таращил глаза, открывая и закрывая рот. Генерал шагнул ко мне и положил ладони на плечи.

– Непослушная ослица, – выцедил он. – Не усложняйте церемонию, вы все равно обещаны мне, и будет так, как я скажу.

– Вот еще! – Я сбросила его ладони и смело взглянула в его лицо.

И это была моя ошибка. В очках генерала заклубилась золотая мгла, свечи у алтаря вздрогнули и вытянули огненные языки, тени заскользили вокруг, как голодные виверны, набросили на шею тугие кольца тьмы, принялись сжимать, давить, душить. Страх зародился в желудке и вихрем пробежал по телу, рождая противную дрожь. Я вскинула руку, пытаясь уцепиться за лунный кулон, будто в нем было мое спасение, но не успела и повалилась в заботливые руки Жюли.

– Врача, врача! – в страхе закричала та.

Я приоткрыла веки и вздохнула, слабо прошептав:

– Не нужно врача… только… на воздух… прошу…

– На воздух, скорее! – подхватила меня служанка. – Да помогите же!

Я оперлась на ее плечо и с трудом поднялась на ватные ноги.

– Не нужно никого… Жюли, проводи меня в дамскую комнату… мы скоро вернемся…

– Дурной знак, – прошипела в спину мачеха.

Я снова едва удержалась, чтобы не показать ей язык.

Жюли вывела меня на улицу, поддерживая под локоть. Слабость постепенно проходила, в голове прояснялась, и, прижав девушку к себе, я шепнула ей на ухо:

– А теперь помоги мне, скорее!

– Что надо делать, моя госпожа? – с готовностью отозвалась Жюли.

– Ровно через три минуты начинай кричать, что невеста хотела освежиться у реки и сорвалась в воду. Переполох собьет их со следа, а я тем временем успею добежать до деревушки.

Я махнула рукой в сторону рощицы. Жюли вскрикнула, прижала ладони ко рту, потом в ее глазах отразилось понимание. Она пылко обняла меня, прижалась сухими губами к щеке и прошептала:

– Бегите, моя госпожа. Я их задержу. Бегите и помните свою верную Жюли!

– Всегда, – поклялась я, тоже приобнимая ее за плечи.

Потом сорвала фату, сунула ее в руки служанки и, подобрав юбки, метнулась в сторону подлеска.

Я бежала так быстро, насколько позволяли туфли, цепляясь подолом за шиповник и проклиная неудобное платье. В таком только стоять перед алтарем, подобно разряженной кукле, но бегать по лесу гораздо удобнее в кроссовках и джинсах. Сердце колотилось, как угорелое, в мозгу пульсировала мысль: «Успеть, успеть!» Потом ветер донес полный ужаса вопль Жюли:

– Скорей!.. Фройлен… в реке! Утону-ула-а!

Я поднажала, перепрыгивая через трухлявый пень не хуже олимпийской чемпионки. На счастье каблуки у туфелек оказались не слишком высокими и вполне удобными, чтобы я не поломала ноги на первом же буреломе. В лесу оказалось куда прохладнее, чем в залитой солнцем уютной долине, меня начало ощутимо прихватывать ознобом, и вскоре я довольно быстро потерялась среди однообразных дубов и зарослей папоротника и медуницы. Сухой хвощ будто нарочно тянул за кружева, и я со злостью выдирала несчастное платье из прочного захвата. Прическа растрепалась, локоны снова лезли в глаза, прилипая к взмокшему лбу. В хорошеньком же виде я появлюсь в деревне. Ну и плевать. Главное, подальше отсюда. Главное, чтобы его сиятельство поверил в мою мнимую смерть. Главное, чтобы не догнал…

И тут же стоялый воздух разрезал трубный звук горна.

Я на мгновение замерла, оглядываясь по сторонам, сердце колотилось, едва не выпрыгивая из корсета. Откуда звук? Слева или справа? Эхо перекатывалось по холмам, мешая сориентироваться. Я стиснула зубы и решилась, уклонившись вправо.

Здесь лес становился гуще, а трава выше. Кружево поистрепалось, и подол платья потемнел от травяного сока, на оборки налипли сухие листья осин.

Горн снова протрубил. Теперь отчетливо слева, а значит, я взяла верное направление. Стиснув зубы, я побежала с новой силой. По моим подсчетам лес должен был давно поредеть, а деревенька – вынырнуть из долины, как городок из табакерки. Но этого почему-то не происходило. Я перебралась через овраг, пыхтя, как паровоз, дважды упала, вонзаясь наманикюренными пальцами в перегной и собирая на себя весь лесной сор. Впереди плеснула синяя даль, и я едва не расплакалась, когда поняла – лес действительно редеет, вот скоро я выбегу на опушку, и тогда…

Горн протрубил совсем близко, на этот раз где-то прямо передо мной. И, отзываясь на его рев, послышался скрежещущий звук, словно ножом водили по фарфоровой тарелке. От него сразу бросило в жар и пот. Я затормозила, ухватившись за ближайшую рябину, и вовремя, потому что прямо передо мной из густого подлеска вынырнула хищная треугольная морда.

Разинув пасть, виверна прикрыла складчатые веки и дохнула на меня сырым мясом и гарью. Я зажмурилась, давя в горле крик. На щеки брызнула слюна. Господи боже, пусть она будет не ядовита!

– Тубо, Грета! Нельзя! – услышала я грозный оклик.

Защелкал кнут, и виверна жалобно рыкнула, словно обидевшись.