Сьюзан Кинг - Острые шипы страсти

– Так, Изабель, вылезай, – заявила Эмлин, помогая сопящей девочке слезть с подоконника.

Изабель повернулась и с укором посмотрела на Кристиана. Упрямо расставив ноги, он скрестил руки на груди. У него было более крепкое телосложение, чем у худенькой сестры-близняшки. Его медово-каштановые волосы были светлее ее темных блестящих локонов, хотя у обоих были глубокие васильковые глаза. Уже успокоившись, Гарри переводил взгляд с одной сестры на другую, его белые кудри вздрагивали всякий раз, когда он икал.

– Она моя пленница, – обратился к Эмлин Кристиан. – Она воин-сарацин!

Изабель быстро оправилась от обиды и топнула ножкой в маленькой войлочной туфельке.

– Я принцесса сарацин! Рыцари никогда не замахиваются мечами на дам и не сталкивают их с окон!

– Я не сталкивал тебя! Ты кричала, потому что я окружил тебя! Ты, дурноголовая принцесса!

– Ты король Ричард, а я твоя королева! – прокричала Изабель.

– У меня не будет королевы! – возразил Кристиан.

Эмлин стала между ними.

– Так, хватит, вы, оба! Эта комната не место для таких игр. Гарри спал. И ты, Изабель, прекрасно знаешь, как опасны окна. Кристиан, твоя сестра главнее. Ты младше ее на несколько минут. Когда-нибудь ты станешь рыцарем. Но ни один рыцарь не относится к даме с подобным неуважением. Даже если она дама сарацин.

– Я воин, – пробормотал Кристиан.

Эмлин вздохнула, посмотрев на брата.

– Мне кажется, тебе срочно нужны мальчишки, с которыми ты мог бы играть. Ну, теперь извинись перед Изабель и упомяни об этом в своей молитве перед сном. – Она убрала упавшие на его бровь мягкие завитки волос. – И попроси святого Георгия научить тебя большей обходительности.

– Хорошо, Эмлин, – угрюмо ответил мальчик и пробормотал извинение.

Пока он извинялся, в дверь ворвалась Тибби, ее широкая грудь вздымалась.

– Святые угодники! Что вы двое здесь делали? Опять христиане и сарацины, да еще и разбудили нашего Гарри. И где эта маленькая служанка, которую я послала вслед за вами, когда вы пошли в пекарню?

Изабель и Кристиан виновато переглянулись и стали плечо к плечу.

– Мы потихоньку оставили ее там, пока она лопала медовые пирожные.

– Я заберу их к себе в комнату, а вы снова уложите кроху спать, – сказала Эмлин и протянула ребенка Тибби. Он положил головку на мягкое плечо няни и начал сосать большой палец.

Эмлин увлекла близнецов в небольшой коридор, ведущий к ее комнате.

– Если будете вести себя тихо, то можете посмотреть, как я работаю.

Дети восторженно забежали в ее спальню – небольшую комнату, повторяющую очертания толстой стены замка, – и запрыгнули на удобный подоконник, пока Эмлин переодевалась в сухое платье из мягкой синей шерсти. Надев низко на бедра шелковый ремень, украшенный вышивкой, она наклонилась и отыскала под кроватью свои фетровые туфли.

Тибби не любила беспорядка в комнате Эмлин, но легкий веселый хаос всегда был присущ этой спальне. Даже годы в женском монастыре не отучили ее хозяйку от склонности к благородному беспорядку. Она так и не приспособилась к строгой дисциплине монастыря – ей часто говорили, что она нетерпелива и должна в молитве просить о спокойствии. И хотя атмосфера уединения способствовала тому, что ей часто хотелось мира и спокойствия, это почти никак не отразилось на ее организованности.

Переодевшись, она села на подоконник, расплела густые косы и расчесала спутанные волосы. Высвобожденные из тугой косы, шелковистые длинные пряди заблестели разными оттенками: светлый лен смешался с золотой пшеницей и грецким орехом – последнего оттенка были ее прямые серьезные брови. Расчесанные благоухающие волосы опускались до самых бедер. Девушка не стала снова заплетать их в косу, а надела на голову белый чепец из экзотического прозрачного хлопка. Тибби наверняка начнет ворчать из‑за распущенных волос, подумала она.

Комната была залита солнечным светом, льющимся сквозь арочное окно и падающим золотыми полосками на алые парчовые подушки на диване. Упрямый ветер дул в открытое окно, внося легкий запах фруктового сада.

Эмлин вдохнула прохладный воздух и выглянула в окно за стены замка, на зеленые кроны деревьев в лесу и роскошные луга. Там, подумала она, находится ничем не стесненная радостная исключительная свобода, которой по-настоящему обладают лишь немногие мужчины и еще меньшее количество женщин. Уверенная, что никогда не познает такой судьбы, девушка порой спрашивала себя, какой могла бы быть жизнь без стен и стражи, обязанностей и долгов.

– Ты пропустила ужин, – заметила Изабель.

– Да, я выходила в лес потренироваться в стрельбе из лука.

– Одна в лес?! Леди никогда не должна выходить без сопровождения!

– Весной там бродит Зеленый Человек, – заявил Кристиан. – Будь осторожна, он может отрубить тебе голову. – Он скосил глаза и высунул язык. Изабель испуганно взвизгнула.

Эмлин вздохнула.

– В следующий раз я расскажу вам кое-что менее зловещее, нежели сказка о Зеленом Рыцаре. Возможно, я поведаю своим непоседам о Бэве из Амтона. Он сражался с драконом, – проговорила она. Кристиан широко раскрыл глаза и оживленно закивал. – Однако никогда не бойтесь леса, дорогие мои, – это прекрасное спокойное место, – добавила старшая сестра.

«Чаще всего», – мысленно поправилась она, хотя и решила для себя пойти туда опять, чтобы отточить мастерство стрельбы из лука, пусть ее талант в этом и был невелик. Ей будет что ответить стреляющим из лука рыцарям.

– Теперь ты начнешь работать? – спросил Кристиан. Эмлин кивнула, поднялась и подошла к письменному столу, на котором лежал неплотный лист пергамента, придавленный по краям камушками. Прямо над ним на настенной полке стояли небольшие глиняные горшочки с густыми красками, раковины моллюска для смешивания красок, разные по размеру кисточки, рог с чернилами и крупные перья. Эмлин взяла горшочек и две кисточки, опустила их на стол, затем пододвинула стул на трех ножках.

На поверхности пергамента уже было выведено несколько черных и красных букв. Эти слова не были написаны ее рукой, но она могла прочесть их, так же как и написать, благодаря настоятельнице монастыря, которая считала, что дворянки должны тренировать не только мозг, но и руки. Эмлин и другим девушкам вдобавок к уже привычному рукоделию преподавали чтение, письмо, азы математики, философии и теологии.

В монастыре было небольшое помещение для работы с рукописями, где монахини копировали и украшали ценные книги, которыми пользовались сами. Когда монахини узнали, что Эмлин отлично рисует, она стала проводить в мастерской много часов, старательно копируя буквы, пока те не начинали плыть перед ее уставшими глазами. Сама мысль об этой работе заставляла сгибаться ее правую кисть, словно пальцы сводило судорогой. Но она всегда радовалась любой возможности рисовать.