Полина Саймонс - Медный всадник

Даша, смеясь, повалилась на Александра.

– Ну, что я тебе говорила? У нее куча скрытых талантов!

Татьяна опустила глаза и уселась на одеяло. Дмитрий принялся растирать ей спину.

– Так, Таня, сколько еще сюрпризов у тебя в запасе?

– Это все, – сухо сообщила она.

Немного спустя он спросил:

– Девушки, что такое, по-вашему, любовь?

– Что?!

– Что такое любовь? Как бы вы ее определили?

– Дима, вряд ли это интересно, – возразила Даша, улыбаясь Александру.

– Это всего лишь вопрос, – не унимался Дмитрий, прильнув к бутылке. – Вполне уместный для воскресного дня и такого пейзажа.

– Я не знаю, Александр, стоит ли мне отвечать? – спросила Даша.

– Если хочешь, – пожал тот плечами.

Татьяна подумала, что одеяло слишком мало для четверых. Она сидела, скрестив ноги, Дима лежал на животе, а Даша прижималась к Александру.

– Ладно. Любовь – это… Таня, помоги мне.

– Даша, ты сама ответь.

Татьяна не добавила, что у Даши в отличие от нее достаточно опыта в этой области.

– Хм-м… любовь – это когда он обещает прийти и приходит. Когда опаздывает, но при этом извиняется. Когда не смотрит ни на одну девушку, кроме меня. – Она подтолкнула локтем Александра: – Ну как?

– Все верно, Даша, – кивнул он.

Татьяна кашлянула.

– Как! Тане не понравилось? – удивилась сестра.

– Нет-нет, все в порядке, – с шутливым сомнением ответила Таня.

– Ах ты, бессовестная! Я что-то пропустила?

– Нет, Даша. Но мне кажется, что ты описала, как должно быть, когда любят тебя. – Она помолчала. Никто не возразил. – Любовь – это то, что даешь ему ты. Не то, что он дает тебе. Разве это не так? Видишь разницу? Или я полностью не права?

– Совершенно, – улыбнулась Даша. – Что ты в этом понимаешь?

– Танечка, а что такое любовь в твоем понимании? – осведомился Дмитрий.

Татьяна растерянно озиралась, чувствуя, что попала в ловушку.

– Таня! Скажи, что такое любовь? – повторил Дмитрий.

– Да, Таня, скажи, – вторила Даша, – что такое для тебя любовь? – И, не дожидаясь ответа, весело продолжала: – Для Тани любовь – это когда ее оставляют в покое на целое лето и не мешают читать. Это возможность спать допоздна. Это любовь номер один. Любовь номер два – это крем-брюле, нет, ЭТО любовь номер один. Скажи же, Таня, если тебе дадут все лето читать, спать до полудня и есть каждый день мороженое, это и есть истинное блаженство. Любовь – это… о, я знаю, деда! Вот где великое чувство! И этот дворец. Глупые анекдоты и, конечно, Паша, он уж определенно главная ее любовь. Любовь – колесо в голом виде! – со смехом восклицала Даша.

– Колесо, – повторил Александр, не сводя с Татьяны глаз.

– А можно посмотреть? – оживился Дмитрий.

– О Таня! Это и в самом деле стоило бы показать. На озере Ильмень она переворачивалась пять раз, прежде чем нырнуть в воду! – восхищенно поведала Даша. – Погоди! Вспомнила! Они называли тебя королевой колеса озера Ильмень!

– Да, – спокойно кивнула Татьяна. – Но не голой королевой.

Александр едва сдержал смех. Даша и Дима катались от хохота. Татьяна, побагровев от унижения, швырнула в сестру куском хлеба.

– Дашка, тогда мне было семь!

– И сейчас тоже…

– Заткнись.

Даша набросилась на Татьяну, сбила ее, улеглась сверху и, визжа, принялась щекотать.

– Посмотри на свои веснушки, – шепнула она, чмокнув сестру в нос. – Сколько их высыпало! Должно быть, много гуляла на солнышке. Неужели ходишь пешком с работы?

– Нет, и слезь с меня. Ты весишь сто пудов, – проворчала Татьяна, тоже щекоча сестру.

– Таня, ты не ответила, – настаивал Дмитрий.

– Верно, – поддержал Александр. – Пусть ответит.

Но Татьяна старалась отдышаться.

– Любовь… – наконец пробормотала она и подумала о том, что могла бы сказать по этому поводу. Как найти такие слова, которые не были бы полной ложью? Но где кроется правда? Частичная или целая?.. – Любовь, – медленно повторила она, глядя только на Дашу, – это когда он голоден, а ты его кормишь. Любовь в том, чтобы знать, когда он голоден.

– Но, Таня, ты не умеешь готовить! Он, пожалуй, умрет с голоду!

– А если он хочет чего-то другого? – зашелся хохотом Дмитрий. – Ты тоже будешь это знать? И как утолишь этот голод?

– Закрой ко всем чертям рот! – взорвался Александр.

– Дима, это вульгарно! – фыркнула Даша. – Откуда в тебе столько пошлости? Саша, теперь твоя очередь.

Татьяна, по-прежнему сидя со скрещенными ногами, смотрела мимо Александра на дворец, представляя позолоченный тронный зал и все свои мечты, расцветавшие здесь, в Петергофе. В далеком детстве.

– Любовь – это когда любимая отвечает тебе тем же, – выговорил он наконец.

Татьяна, чувствуя, как дрожит нижняя губа, не сводила глаз с летнего дворца Петра Великого. Даша с улыбкой прислонилась к Александру.

– Красиво сказано, Саша.

Только когда они встали и сложили одеяло, перед тем как пуститься в обратный путь, до Татьяны дошло, что никто не спросил у Дмитрия, что такое любовь.

Этой ночью Татьяна, лежа лицом к стене, терзалась невыносимым сознанием вины. Отвернуться таким образом от Даши означало признать то, что нельзя признать, принять то, что невозможно принять, простить то, что немыслимо простить. Отвернуться – означало, что обман становится образом жизни до тех пор, пока у нее есть темная стена, к которой можно повернуться.

Как может Татьяна жить, дышать, существовать, спать рядом с сестрой, от которой отворачивается каждую ночь? От той сестры, вместе с которой ходили собирать грибы в Луге и не брали ничего, кроме корзины, даже ножа, «чтобы грибы не боялись». От той сестры, которая учила ее шнуровать ботинки в пять лет, кататься на велосипеде в шесть и высасывать мед из клевера. От той сестры, которая покрывала все ее проделки, готовила вкусную еду, заплетала косички, купала… От той сестры, которая однажды взяла ее на свидание с безумно влюбленными поклонниками, показывая, как должны вести себя молодые люди со своими девушками. Татьяна неловко переминалась, стоя у стены и поглощая мороженое, стараясь не замечать целующихся влюбленных. Больше Даша никогда не брала ее с собой и после той ночи стала относиться к ней еще более покровительственно.

Больше так продолжаться не может.

Она должна потребовать, чтобы Александр прекратил эти встречи.

То, что она испытывает к Александру, не подлежит обсуждению. Но теперь ей следует вести себя с ним по-другому. И это тоже не подлежит обсуждению.

Повернувшись лицом к сестре, она нежно погладила густые локоны.

– До чего же приятно, – сонно пробормотала Даша.

– Я люблю тебя, – шепнула Татьяна. Слезы бесшумно падали на подушку.

– И я тоже. Спи.

И все это время, пока Татьяна боролась с собой, устанавливая неоспоримые правила морали и порядочности, в мозгу звучало одно слово, бьющееся в такт ударам сердца: «Шу-ра, Шу-ра, Шу-ра…»