Татьяна Соломатина - Община Святого Георгия. 1 серия

ЛАКЕЙ ВАСИЛИЙ

Ну! Нечего! Не кукиш с маслом обручились!

Зеваки начинают расходиться. 1-й зевака (из мелких чиновников), под нос, качая головой.

1-Й ЗЕВАКА

С путиловской стачки не уймутся. Уже на! – свободу слова, собраний, habeas corpus… А младенец – прикосновенен?!

2-й, из люмпенов, услыхав, не осмыслив контекста, с согласной яростью подхватывает:

2-Й ЗЕВАКА

Бить мильёньщиков! И семя их давить!

1-й зевака кидает опасливый взгляд на 2-го, торопливо уходит.

Лакей Василий делает убедительное лицо.

2-Й ЗЕВАКА

Упырь расфуфыренный! Хабеас корпус какой-то!

Плюёт под ноги, страстно. Злобно бормоча, уходит.

( ПОЛИЦМЕЙСТЕР.)

Говорит по телефону, стоя у стола во фрунт.

ПОЛИЦМЕЙСТЕР

…Разумеется, ваше сиятельство! Дело под моим личным контролем… Девочку разыщем, живую или мё…

Трубку бросили. Полицмейстер сам не рад словесной неаккуратности. Бережно кладёт трубку. Садится за стол. Окунает лицо в ладони. Глубокий вздох. Отнимает руки. Смотрит с нежностью на фотографию жены и детей, стоящую на столе. Младшая девочка: ровесница раненой, ещё двое детей: старший сын Алексей и средняя дочь – Анастасия (появится в 12-й серии). Мрачнеет, со всей дури кулаком по столу. Фотография падает.

( ВЕРА, БЕЛОЗЕРСКИЙ-СТАРШИЙ, БЕЛОЗЕРСКИЙ.)

Вера стоит у двери, держится за ручку.

ВЕРА

Господа, сама. Не возражаете?

БЕЛОЗЕРСКИЙ-СТАРШИЙ

Да-да! Простите!

Вера открывает дверь, заглядывает внутрь. Снова – на старшего: взглядом выражает одобрение увиденным. Он кланяется.

БЕЛОЗЕРСКИЙ

Вера Игнатьевна, для вас ничто не слишком!

На Александра она не реагирует, обращается к старшему.

ВЕРА

Вы понимаете, что ваш мальчик нарушает Уложение о наказаниях уголовных и исправительных, играясь в доктора на дому?

БЕЛОЗЕРСКИЙ

Я – не мальчик! И я – не играюсь!

Старший становится жёстким, бросает на Веру прецизионно-оценивающий взгляд. Вера не отводит взор. Он, холодно:

БЕЛОЗЕРСКИЙ-СТАРШИЙ

Понимаю.

Вера отпускает дверную ручку, подходит к Белозерскому-старшему, гладит его по щеке.

ВЕРА

Вы – замечательный отец.

Целует его в щёку. Он моментально меняет холодную жёсткую повадку на обаятельную, добрую, смущён. На младшего никто не обращает внимания.

БЕЛОЗЕРСКИЙ

Я – взрослый мужчина! Я – врач! Хирург!

Белозерский-старший восхищённо смотрит на Веру. Вера на него смотрит с выражением: «ну когда же до тебя дойдёт, баран?!»

ВЕРА

Мне бы переодеться…

БЕЛОЗЕРСКИЙ-СТАРШИЙ

О! Прошу великодушно!.. Княгиня, в нашем доме нет женского платья. Точнее есть, но…

ВЕРА

Похоже: нужно непременно женское?!

БЕЛОЗЕРСКИЙ-СТАРШИЙ

Саша, предоставь её светлости…

Александр, раскрыв варежку, уставился на то, как папа смотрит на Веру. Пауза. Белозерский-старший оборачивается, тише, понукая.

БЕЛОЗЕРСКИЙ-СТАРШИЙ

Тащи рубаху, портки и… что там ещё! Бе-го-о-м!

Вера смеётся, наблюдая, как получив от папы приказание, Александр беспрекословно кидается исполнять.

Оставшись вдвоём, некоторое время смотрят друг на друга. Вера напоминает, чтобы его спровадить наконец:

ВЕРА

Ужин!

Белозерский-старший хлопает себя по лбу.

БЕЛОЗЕРСКИЙ-СТАРШИЙ

С вами тут!

Вера заходит в ванную. Он несколько секунд смотрит на дверь. Вера высовывается без рубахи – голые плечи, – хулигански подмигивает. Снова исчезает за дверью.

БЕЛОЗЕРСКИЙ-СТАРШИЙ

Бестия чёртова!

Встряхнув головою и довольно крякнув, уходит.

( ВЕРА.)

Оставшись одна – меняется. Человек безмерно уставший, на пределе возможностей. Раскрывает воду на полную. Садится на край ванны. Плечи поникают, опустошена – смотрит в одну точку. На автомате начинает раздеваться, скидывая окровавленные вещи на пол.

( КРАВЧЕНКО, ГОСПИТАЛЬНЫЙ ИЗВОЗЧИК, АСТАХОВ, НИЛОВ, ПОРУДОМИНСКИЙ.)

Кравченко стоит, прислонившись к стене, курит; обеспокоен, но сдержан. Госпитальный извозчик – на перевёрнутом ящике, набивает самокрутку.

ГОСПИТАЛЬНЫЙ ИЗВОЗЧИК

Палят, взрывают. Плохого им дядя инператорский, Сергей Александрыч, сделал? Акциз уменьшил. Отставился уже! Бабах! – в куски.

По двору идут студенты, горячо спорят.

АСТАХОВ

…нужда и нищета! Не можешь деньгами – расплачивайся телом!

НИЛОВ

Господа, но иначе учиться нельзя!

АСТАХОВ

Социалисты всё решат!

НИЛОВ

Как?!

ПОРУДОМИНСКИЙ

(с сарказмом) Придёт Максим Горький: «Режь мне, Лёха, аппендикс, не тушуйся! Это ничего, что ты прежде скальпель в руках не держал!» Гапон перед тобою геморроидальные шишки раскинет!

Госпитальные выразительно молчат. Студенты заходят в клинику.

ГОСПИТАЛЬНЫЙ ИЗВОЗЧИК

Скубент в ночное пошёл… Социалисты решат! Лошадь – вот социалист! Вместе пашем! Но правлю – я! Начни кобыла править – куда понесёт?!

КРАВЧЕНКО

(горько-иронично) Если «в охоте» – жеребца искать. А так просто, от дури – обожрёт посевы кругом – и в стойло.

Подходит Хохлов(одет в театр), мрачнее тучи. Кивает.

ХОХЛОВ

Господа!

Кравченко сдержанно кивает в ответ, но лицо его на мгновение искажает болезненная гримаса.

КРАВЧЕНКО

Профессор…

Госпитальный извозчик кланяется, привставая с ящика.

ГОСПИТАЛЬНЫЙ ИЗВОЗЧИК

Вы ж в теятре должны быть!

Хохлов заходит в клинику. Кравченко – за ним. Извозчик тыча «козьей ножкой» в сторону ушедших.

ГОСПИТАЛЬНЫЙ ИЗВОЗЧИК

День и ночь на ногах! Он и кобыла – социалисты!

( ХОХЛОВ, КРАВЧЕНКО, КОНЦЕВИЧ.)

Идёт Хохлов, за ним Кравченко.

ХОХЛОВ

Говорите уже, Владимир Сергеевич. Что вы мнётесь…

Из палаты выходит Концевич.

КОНЦЕВИЧ

Профессор, Baby Doe. Девочка. Огнестрельное. По вызову из дома Белозерских. Положили в сестринскую…

Хохлов, услыхав, меняется в лице – бегом по коридору к сестринской. Кравченко и Концевич – за ним.

( СОНЯ, МАТРЁНА ИВАНОВНА, ХОХЛОВ, КРАВЧЕНКО, КОНЦЕВИЧ.)

Соня, без сознания, на кушетке, накрыта до пояса. На груди – немного пошедшая кровавыми пятнами повязка. Рядом сидит Матрёна. Держит крошку за руку, молится. В углу – иконы и лампадка.