Array Имруулькайс - Любовная лирика классических поэтов Востока

Ты для глаза — буря злая, но на сердце — свет от взора.
Ты, что сердце давишь горем, — радостного пыла слаще.

«Погляди», — сказала. Что же? Я тебе цены не знаю.
Знаю только, дней моих ты мне всегда светила слаще.

Мир с тобой, с тобою ссора — слаще мне одно другого.
В гневе ты сладка! Ласкаешь — сердце не забыло — слаще.

Жизнь — жемчужина: свиданье Низами оплатит жизнью.
Но платить ли мне так скупо? Все, что ты дарила — слаще!

Мне ночь не в ночь, мне в ночь невмочь,
когда тебя нету со мной.
Сон мчится прочь, сон мчится прочь,
беда в мой вступает покой.
Клянусь, придет свиданья час:
пройти бы не мог стороной.
Клянусь я мглою кос твоих:
уйдешь — и охвачен я мглой.
Не мне ль нестись к тебе одной,
стремиться могу ли к другой?
Тебе ль искать подобных мне, —
не тешусь надеждой пустой.
Сравнись со мной — величье ты,
вглядись — я в тоске пред тобой.
Сравнюсь с тобой — не прах ли я?
Все клады в тебе лишь одной.
Нет глаз, чтоб видеть мне твой лик,
мне радости нет под луной.
Нет ног — поспеть к тебе, нет рук,
чтоб с жаркой сложить их мольбой.
Забыла ты о Низами,
владеешь моей ты судьбой.
Днем гороскоп читаю я,
в ночь звезды слежу над собой.

Готова молодость твоя
откочевать, схвати ее.
Родную кинувший страну,
скажи мне: где пути ее?
Зачем согнулись старики,
давно изведавшие мир,
Что ищут юность; глядя в прах,
все мнят в пыли найти ее.
Зачем бросаешь ты, скажи,
на буйный ветер жизнь свою?
Припомни вечность. Надо здесь
тебе приобрести ее.
Ведь жизнь не жизнью ты купил,
не знаешь цену жизни ты.
Жемчужины не взвесил вор,
хоть он зажал в горсти ее.
Коль будешь радоваться ты —
в отставку горе не уйдет.
Горюя, радость не спугнуть,
навек не отмести ее.
Дай органона звоны нам!
Дай аргаванное [65] Аргаван — дерево с листьями розового и красного цвета. вино!
Есть песнь любви, о Низами!
На радость в мир пусти ее!

Спать не стоит! Станем лучше
веселиться до утра!
Этот сон в другие ночи
мной продлится до утра.
То к тебе прижму я веки,
то тебя душою пью,
Чтоб тебе вот в этом сердце
поселиться до утра.
Ты, дитя, миндальноока,
сахар — твой красивый рот.
Пьяным любо снедью этой
усладиться — до утра.
До утра вчера в разлуке
свои руки я ломал.
Ночь — и я в венце, и розам
не раскрыться до утра.
Жизнь свою тебе я отдал.
Вот — рука, и весь я твой.
Дважды шесть! И в нардах счастье
нам сулится до утра.
Наклони ко мне свой локон,
и до полночи целуй.
Волосам твоим струиться —
винам литься до утра!
К Низами склонись лукаво!
Что кольцу в твоем ушке
До кольца дверного? Кто-то
пусть стучится до утра!

Весть! Весть о милой пришла! Что же с ней?
С той, что для сердца стрела — что же с ней?

Чем занята, что творит, что вершит?
Глаз ее сладостна мгла. Что же с ней?

С той, что, как жизнь моя, мне дорога,
С той, что мне хочет лишь зла — что же с ней?

Долгие дни я сгораю в огне.
С розой, что в росах взросла, — что же с ней?

Льет мою кровь она ловко! Скажи
С клятвой, что роза дала — что же с ней?

Стал Низами — как Якуб [66] Якуб — библейский Иаков, отец Иосифа (Юсуфа). , ну, а с той,
Что как Юсуф, расцвела, что же с ней?

О кипарис с плавной поступью мой,
роза скупая моя!
Я-то весь твой, о тебе ж не скажу:
«Ты не чужая — моя».
Жизнь переполнена только тобой,
сердце тебе вручено.
Вот моя жизнь! Вот и сердце, а в нем
страсть огневая моя.
И под мечом буду руки тянуть
к локонам черным твоим,
Лишь бы, как ворот, меня обняла,
милая, злая моя!
Я погибаю, сгораю, спаси,
я прибегаю к тебе.
Сладостный рот твой — живительный ключ,
жизнь он вторая моя.
Ты приходи к Низами, чтобы он
голову поднял свою
радостно — будет тебе вручена,
песня любая моя!

Растопился черный мускус —
то она пришла вчера.
Оттого пришли в порядок
все мои дела вчера.
Луноликая спешила,
соглядатаев боясь.
Полотно с Луны срывая,
розы обожгла вчера.
На жемчужину глядел я,
глаз не властен отвести,
Словно по моим ресницам —
влажная — прошла вчера.
И покоились мы рядом.
Пробудилось — и бегом
Счастье резвое пустилось,
чуть сгустилась мгла вчера.
«Ухожу! — она сказала.—
Что мне дать в залог тебе?»
— «Поцелуй!» — я той ответил,
что мне жизнь дала вчера.
Я проснулся, опаленный,
и огонь во мне горит, —
Впрямь была вода живая
в той слезе светла вчера.
Головою ширваншаха
вам клянется Низами:
Лишь во сне со мною вместе
милая была вчера.

Что смятенней: время,
локон ли твой каждый,
дело ли ненужное мое?
Меньше ль малый атом,
рот ли твой карминный,
сердце ли ненужное мое?
Родина, душа ли
у тебя чернее,
иль мое несчастие черней?
Слаще ль мед пчелиный
или губы милой,
слово ли жемчужное мое?
Мысль моя светлее,
солнце ли с луною,
иль твое прекрасное лицо?
Ты ли непреклонней,
иль моя планета,
сердце ли недужное мое?
Верность ли красавиц,
стыд ли твой слабее,
иль мое терпение слабей?
Что, скажи мне, больше:
красота твоя ли,
горе ль безоружное мое?

Тюрки рабами индийскими стали —
рядом с тобой.
Глаза дурного бы не замечали —
рядом с тобой.
Пряди волос моих лишь за единый
твой волосок!
Жертвой достойной стали б едва ли —
рядом с тобой.
Я напоил тебя влагою сердца —
чистым вином.
Печень мою истерзают печали —
рядом с тобой.

В пору мне груз твой! Скажешь — немолод. Пусть!
Ношу приемлю! Путь не прополот? Пусть!

Страсти, тобой мне внушенной, пью я хмель:
Яд примешала милая в солод — пусть!

Мной не гнушайся — ты мне дороже всех.
Сердцем твоим управляет холод — пусть!

Я — наковальня. Жизнь — это молот. Что ж!
Милая, пусть ударяет молот — пусть!

Жду я тебя, не сытый. Жду, изнемог.
Пусть утоленьем кончится голод — пусть!