Татьяна Шкодина - Голоса надежды

Я только там поверил в святость
(Бог бил в сердца — колокола),
Там, где Земля была распята
На наших скрещенных телах.

Далеко поедем, дорогая,
Сквозь туманы, по воде большой,
Никого на свете не ругая,
С отболевшей начисто душой.

Может быть еще допеть не поздно
Песню, подзабытую слегка?
Свысока на нас посмотрят звезды,
И пускай взирают свысока.

Где‑нибудь, под вечною сосною
Посидим (дабы набраться сил),
Помолчим над общею виною
И решим: разрыв — невыносим,

И тогда, сомкнув объятья тихо,
Ляжем мы на ламник, что в кровать…
О своем о чем‑то рядом Лихо
Будет одиноко куковать.

Плетут коты интрижки,
Чтут славу и уют.
А серенькие мышки
Книжонки издают.

В Великой стране захолустья —
Великие дети Солнца
Живут в нищете и рутине.
Согнув трижды битую спину.
Мой друг Ли Шунь–дао смеется
Над тем, что мне больно и грустно.

Жалкие жилища,
Горы и река.
Ветер волком рыщет,
Холод и тоска.

Вой собак. Безлюдьё.
Камень под ногой.
Храм. Застывший Будда.
Вечность и покой.

Вкруг стоят монахи
С песней на устах.
Воссияли знаки
В чистых небесах.

Собачи лай. Погоня.
Чужие голоса.
Ну, где вы, мои кони —
Свирепые глаза.

Шагну навстречу ветру,
К священным небесам.
Навстречу тьме и свету,
Поверя в чудеса.

Гонимый ветром странствий, Боже.
Страдал и думал о других.
Глотая пыль и путь итожа,
Удары получал под дых.

Враги меня оберегали:
Хитрили, подличали, жгли.
Моих успехов вертикали —
Иначе выжить не могли.

Летит виноградная ягода —
То ли с лозы, то ли из рук Иосифа Бродского.
Гуляющего по Венеции
С другом души — Евгением Рейном.

Смотрят на воду, пьют вино,
Смеются и катаются на гондоле,
Касаясь руками арок мостиков
Через вены–каналы южного города,
Два влиятельных в мире поэта, два чудака,
Занесенных ветром истории
В такую близкую и далекую
Живописную Италию
Улыбками горожанок
И взором красивых мужчин —
Вежливых и расторопных,
Гибких искусителей и любовников.

Два великана, два мудреца
Все это видят и понимают
И обсуждают молча,
Делая выводы и любуясь
Окружающим миром,
Курят, машут руками,
Соприкасаясь с Вечностью,
Как бы шутя, ставят точки над «i».

…И оставляя след уже сказанными,
Вслух и про себя строками,
Полными экспрессии мысли и чувства,
И понимая значимость каждого мига,
Словно предчувствуя скорбь расставанья,
Взирают прощально на сооруженья
Вечной и мудрой Венеции —
Матери и Сестры всего Человечества,
Вобравшей в себя всю боль,
Всю радость бытия двух сердец
Исстрадавшихся по любви поэтов
И граждан России и планеты — Земля.

…Плывет одиноко гондола
В направлении адриатического простора,
Оставив на берегу истории
Печального и парадоксального Рейна.

Настанет день,
Когда настанет ночь
И кто‑то спросит:
— Где начало дня?.. —
И сын мой
Попытается помочь
Найти ответ
В мелодии огня.
Ведь он частица Бога —
Не меня…

…
…и была молодая вдова.
И Беда не была молода:
И брела исступленно, едва,
Сквозь эпохи, миры — в никуда,
Вспоминая себя иногда.

Пылала страсть во мне неодолимо,
Спасенья нет.
В тумане плыли горы и долины.
Играл квартет.

— Ты, хулиган! — мне говорила скрипка.
Мычал фагот.
И трепетна была твоя улыбка.
…Смотрел из–под
Бровей косматых мой Казбек печально,
От всех таясь.

Виолончели чуткий бег венчальный…
Пускалась в пляс
Свирель — меня лукаво увлекая
В безумный спор
Двух тел, зрачков — желанная такая
В объятьях гор.

Кто мы с тобой?!
Два отпечатка Века,
Оставленные в камне второпях.
Стоим перед игрой
Теней и света,
Песчинки ощущая на зубах.

Что Мир! Он — мы!
Он нас с рожденья мучит,
Предательство и зависть предложив,
Взамен берет
Животворящий лучик
От каждого. — И потому красив.

Еще не тронуты снега
Капелью и теплом.
Зимы мелодия легка,
Скрипуч отцовский дом.

Он стар, монашеский мой скит
Раздумий и молитв.
Родных он образы хранит
С тех пор, как здесь стоит.

Струится дым. А значит, жизнь
Несет в себе мой дом…
О дверь устало опершись,
Отец зовет: — Идем!

Как пережить и превозмочь
Досель немыслимое горе?!
Народы поглощает ночь,
Даруя гиблые просторы.

И не уйти. И не смолчать.
У Совести петляя на вые.
Воздела к небу руки мать
И меркнут очи голубые.

ЗАВИСТНИКИ, точнее — ПОДЛЕЦЫ!
ХРИСТОПРОДАВЦЫ, а короче — ВОРЫ».
подались вы в «НАРОДНЫЕ ОТЦЫ»
Под оком неусыпным
темной
своры.

Повисла в воздухе незримой тенью боль,
Кричат и рвутся в заточенье мрачном мысли,
Молчат глаза — в их глубине покой,
В них гибель сердца и души не отразится.

Все жаждут лишь трагические роли,
Ища сочувствия и жалости толпы…
Но пьеса сыграна. За занавесом вскоре
Вернутся в амплуа свое шуты.

С улыбки фальшью мне досталась в жизни маек в
В театре судеб человеческих играть:
Должна, как все, я плакать и смеяться,
Под гримом душу изможденную скрывать.

Есть в моей роли слезы и обиды,
Но жизни боль они не искупили.
Я плачу. Только слез моих не видно —
Они в груди холодным мрамором застыли.

Крик мечется по каменной темнице,
Над ним тоска беззвездным небом разлилась.
Нет больше сил… А смертью все простится,
Свобода — та, что я не дождалась.

И я сорву без сожаленья маску
И смою ненавистный грим с лица —
Окончен бал. Но мне совсем не страшно
В последний миг желанного конца.