Елена Звёздная - Настоящая черная ведьма

— Ты-ы-ы! — судя по звуку, Грехен вскочила, от чего с грохотом упал ее стул.

— Вкусный чай, — продолжил Джонатан. — Вы выпили чуть больше половины чашки, полагаю, стоять ровно для вас уже проблематично?

И в подтверждение его слов раздался глухой звук упавшего тела.

— Полагаю, мне стоит выпить еще глоточек? — Мэр явно издевался и даже этого не скрывал. — Не скажу, что мне приятно, но на что не пойдешь ради дела, не так ли, госпожа Салиес?

И он отпил. Громко. В тот же миг страдальчески застонала ведьма.

— Нет, я бы вас пожалел, — очень вежливо и даже благожелательно заверил господин мэр, — но видите ли, в отличие от белых магов, которые безразлично отнеслись к гибели семейства Амански и всей их прислуги, мне лично безумно жаль загубленных вами людей. Да и животных. Вот скажите, чем вам не угодили животные, госпожа Салиес? Зверюшки бы точно не смогли никому сообщить, что вы по ночам наведываетесь в особняк.

Пауза и почти издевательское:

— А вот подзаборные пьянчуги оказались куда как разговорчивее.

Рев старой карги.

— Впрочем, — скрипнул стул, — будем откровенны — я с самого начала заподозрил вас.

— Ты… ты… — шипела ведьма.

— Вы ее пили? — Вопрос Джонатана показался мне неожиданным, а еще у мэра внезапно изменился голос. Он стал злым, и в то же время в нем ощущалась тревога. — Я не успел остановить и знаю, что она уже у вас. Вы ее пили, госпожа Салиес?

Кого пили?! О чем он?!

И вместо ответа сдавленный хрип.

— Если вы успели ее обидеть, вам лучше сдохнуть самой, госпожа Салиес. Где она?

Я ничего не увидела, лишь послышалось змеиное шипение — хранитель источника старой ведьмы бросился в бой, и… И все стихло. Я не знаю, что сделал мэр, но боя не последовало, ничего не последовало, но и шипения более слышно не было.

А затем, судя по звукам, Джонатан поднялся и, не обращая внимания на застывшего без движения у дверей кухни хранителя старой ведьмы, спокойно вошел. Остановился на пороге, улыбнулся обездвиженной мне. А я смотрела на его спокойное лицо, на коричневую охотничью куртку, темные брюки, высокие черные сапоги и снова в его глаза, и… по щекам текли слезы.

— Я же сразу сказал — это старуха, — с легким укором произнес мэр Бриджуотера. — Так зачем вы потащились в лапы врага, госпожа Герминштейн?

Мне было нечего ответить на это, да и не было такой возможности.

— Вы же умная девушка, госпожа ведьма, — продолжил ловец, — неужели вас, как и белых, не насторожил тот факт, что господин Орхус Маддейн находился в Бриджуотере всего год, в то время как убийства начались гораздо раньше?

У меня все так же не было возможности даже пошевелиться, да и подумать — я просто смотрела на него и благодарила всех духов и демонов за то, что мэр жив. Что оказался умнее даже старой Грехен.

— Нет, когда ты так на меня смотришь, мне даже злорадствовать уже не хочется, — грустно улыбнулся Джонатан.

А затем мягко подошел, наклонился, подхватил меня на руки и понес прочь из домика старой черной ведьмы навстречу звукам сотен шагов, голосов, лаю собак. И когда мы вышли в лес, оказалось, что дом окружен гвардией и ловцами в черном, а еще я увидела стоящих неподалеку извозчиков с ружьями и мушкетами и даже госпожу Торникай со сковородкой и других жителей.

— С госпожой ведьмой все хорошо, — остановившись, крикнул мэр. — К утру последствия отравления пройдут и будет как новенькая.

И гораздо тише, своим людям:

— Грехен заковать и в штаб, учтите — оклемается быстро. Госпожу Люсинду Хендериш к лекарю. Хранителя я блокировал. Дом исследовать.

А затем Джонатан понес меня через лес к городу, там, на дороге уже ждала повозка с двумя запряженными мулами, в которую ловец и сел.

Мне сложно сказать, долго ли длился наш путь, потому что все, что я чувствовала, это его легкие прикосновения губами к моим волосам… большего господин мэр себе не позволил. А я, закрыв глаза, растворялась в каждом его прикосновении, и мне совершенно не хотелось ни о чем думать. Вообще ни о чем.

В какой-то момент колеса загрохотали по булыжникам, выстилающим площадь, после двуколка подъехала к мэрии. Мэр все так же бережно отнес меня на второй этаж, в свою спальню, осторожно уложил на постель. А затем, подойдя к шкафу и открыв его, несколько минут перебирал черные пузырьки. Вернулся ко мне с одним из них, взглянул в мои глаза и предупредил:

— Вы уже пили это зелье, госпожа Герминштейн. Оно просто восстановит ваши силы. Об ужине я распоряжусь. Отлежитесь час и можете возвращаться к себе, задерживать я не буду.

И, подойдя, он молча влил жидкость мне в рот, после надавил на шею каким-то странным образом, вынудив проглотить зелье. А затем, сев рядом, просто ждал, ссутулившись и глядя в пол перед собой. Не прошло и пяти минут, как я смогла пошевелить рукой.

— Вот и замечательно, — господин Вегард поднялся. — Я позову кого-нибудь, чтобы посидели с вами. Думаю, госпожа Торникай уже должна была вернуться. Отдыхайте, госпожа ведьма.

И, не глядя на меня, мэр пошел к выходу из спальни. Он уже открыл дверь, когда я смогла наконец найти в себе силы и хриплым шепотом позвала:

— Джонатан…

Остановился. Все так же не глядя на меня. Затем медленно повернулся, темно-карие глаза с тоской посмотрели в мои, и ловец тихо спросил:

— Что, Аэтелль?

Я приподнялась, не отрывая от него взгляда, но ничего не смогла сказать. Слова, какие-то бессмысленные обрывки проносились в сознании, но выговорить хоть что-то я…

— Мне не стоило говорить о том, что я испытываю к тебе, — мэр грустно улыбнулся, — сейчас ты бы не чувствовала себя обязанной.

Я и… не чувствовала. Чувств было много, и очень разных, и ситуация почему-то до крайности бесила, но вот обязанной себя точно не ощущала. Я…

— Джонатан, — каждый звук давался с трудом, — просто… к сведению… — откашлялась, ощущая сладость зелья в горле. — Если ты… еще раз… еще хоть раз… — И неожиданно четко и громко: — Я тебя сама убью!

Ловец потрясенно вскинул бровь, несколько ошарашенно глядя на меня.

А я больше ничего не смогла сказать, просто смотрела на него глазами, полными слез, и совершенно ни слова не могла произнести. Он стоял еще всего секунду, а затем решительно захлопнул двери, подошел и, склонившись надо мной, хрипло произнес:

— Я ведь смертный, ведьма.

Не хочу об этом думать. Не хочу, не буду и даже не собираюсь.

И повинуясь какому-то совершенно неправильному и нерегламентированному чувству, я обняла его, четко осознавая только одно — безумно хочу, чтобы он меня снова поцеловал. Джонатан сжал в объятиях. Крепко-крепко, а затем рывком пересадил к себе на колени, сев на постели, и продолжал крепко-крепко обнимать. И как-то даже не сразу я расслышала его тихое: