Эльвира Плотникова - Игра в дракошки-мышки

И я послушно стояла, разводила руки в стороны, приседала и прыгала на месте. А Гайори быстро трогала лапками то запястья, то грудь, то шею – и делала записи в тетради.

– Пока все, можно одеваться.

Она убрала в шкаф все, кроме баночек с кровью. И упорхнула.

Я нырнула под одеяло. Вот так куратор! Не то чтобы вопрос задать, даже словечко произнести не получилось. И что теперь? Хоть бы предупредила, когда вернется.

Попыталась снова уснуть, но не получилось. Кто-то громко топал, звенела посуда, за стеной бубнили голоса. Нет, надо одеться, умыться и навести в боксе порядок. Не хочу больше краснеть, как маленькая девочка. Дело всегда отвлекает от ненужных мыслей.

Гайори вернулась после завтрака. Притащила с собой подставку, в ячейках которой рядами стояли стеклянные трубочки, заткнутые пробками. Довольно кивнула, бегло осмотрев прибранную комнату. Потом поставила подставку на стол, опустилась на табурет и пригласила меня присесть рядом.

– Извини, разбудила рано. Очень хотелось первой попасть к лаборантам. Зато теперь мы можем раньше начать.

– Ничего страшного, – махнула я рукой. – Тут так шумно, все равно проснулась бы. Надо – значит, надо. Я тут не для отдыха.

– То есть как шумно? – удивилась Гайори.

– Обычно. Тут же вокруг люди и драконы. Разговаривают, гремят чем-то. Вот сейчас за стенкой кто-то стонет. Будет больно, да? – я покосилась на стеклянные трубочки. – Что там такое?

– Нет-нет, погоди, об этом потом! Ты слышишь все, что происходит снаружи?!

И чего Гайори так разнервничалась? Слышу, да. Разве это странно?

– Ой, какая же я глупая! – Драконица стукнула себя лапой по лбу. – Меня же предупредили, да я и сама… Подожди, я быстро!

И она снова унеслась куда-то.

Да, забавный у меня куратор. Скучно точно не будет. А трубочки тут оставила. Я хотела рассмотреть их содержимое поближе, но передумала и отдернула руку. На вид хрупкие. А вдруг разобью?

Гайори принесла два браслета и ловко защелкнула их на моих запястьях.

– Наручники такие? – тоскливо спросила я, поправляя неожиданное украшение.

Темно-серые браслеты, где-то с палец толщиной, похоже, были сделаны из камня: очень тяжелые и холодные. По матовой поверхности струился едва заметный витиеватый узор.

– Нет, блокаторы, – пояснила куратор. – Сейчас ты кого-нибудь слышишь? Кроме меня, конечно.

А ведь тихо! И пропал невидимый обруч, стискивающий голову. Так вот о чем предупреждал Вишневый Гранат. И если это только начало… Да, браслеты мне лучше не снимать.

– Никого.

– Вот и славно. А теперь смотри сюда, – Гайори указала на подставку, – это штатив с пробирками…

Я слушала куратора, понимая примерно половину из произнесенных ею слов. Она повторила то, что накануне рассказал Миларон, попутно читая мне лекцию о штаммах, микроорганизмах, патогенезе и фармакологии. Запутавшись в понятиях, я стала делать вид, что слушаю, и думала о своем. Зачем мне эти подробности? Лучше бы начинала поскорее. Интересно, что сейчас делает Ян? Наверное, уже проснулся. Мама Аля покормила его завтраком. Гуляет в саду? Я взглянула на прозрачную стену, заменяющую мне окно. Солнечный день. А вдруг у нас дождь? Тогда он играет дома. В гостиной, на теплом ковре…

– Дженни, ты слышишь?

– А? Что? – встрепенулась я и тут же опустила глаза, не выдержав укоризненного взгляда Гайори.

– Послушай, это важно, – вздохнула драконица, постукивая пальцем по столешнице. – О любых ощущениях и изменениях в состоянии ты должна тут же говорить мне. Поняла?

– Конечно, – легкомысленно ответила я, – обязательно.

Мне не повезло с первой же болезнью.

Уже через час после введения штамма – все это время Гайори находилась рядом, уложив меня в постель, и проверяла то пульс, то давление, то температуру, – меня скрутил первый приступ жуткой боли в желудке. Тут же начался жар, появились тошнота и рвота. Гайори носилась вокруг меня, как угорелая. Обтирала влажной тряпочкой лицо, подносила и опорожняла тазики, а также делала записи и что-то бормотала себе под нос.

– Мне больно, – скулила я, скорчившись под одеялом. – Сделай что-нибудь… Помоги…

Боль отступала на несколько минут, но возвращалась снова и снова, рвота не приносила облегчения, даже дышать стало больно.

– Потерпи, Дженни, пожалуйста, – упрашивала Гайори чуть ли не со слезами на глазах. – Нужна полная картина, нельзя ошибиться.

Не могла понять, чего она ждет и почему не дает лекарство. Я чувствовала себя так плохо, что стало все равно – где и как болит. Казалось, лежу на раскаленном песке, а на животе сидит огромный паук и жрет мои внутренности.

– Вот, Дженни, пей, разожми зубы. Сейчас станет легче…

Лекарство было таким горьким, что я с трудом заставила себя проглотить всю порцию. И, едва почувствовав облегчение, провалилась в сон.

Проснулась только вечером. Темно, лишь на столе горел ночник. Гайори спала, свернувшись клубочком в кресле у моей кровати, но подскочила, как только я зашевелилась.

– Дженни! Как ты?

– Пить… дай… – Во рту пересохло, и язык прилип к небу.

Гайори тут же выполнила просьбу, и я жадно припала к поднесенной ко рту чашке.

– Это… всегда так будет? – спросила я, напившись.

– Нет… еще пару раз так же тяжело, – виновато ответила Гайори. – А остальные болезни не такие… болезненные. Но за месяц мы с тобой закончим, а потом придет новый куратор. И так… двенадцать раз за год. Как ты сейчас?

– Хорошо, не волнуйся, – успокоила я драконицу. – Даже съела бы что-нибудь. Можно?

– Конечно! Я сейчас подам.

– Нет, я лучше встану. Правда, все в порядке. Гайори, иди отдыхать.

– Точно в порядке?

– Точно. Ты же сама знаешь. – Я натянуто улыбнулась. – Еще и выспалась. Иди-иди, до завтра.

Как только Гайори ушла, я с облегчением заревела, уткнувшись носом в подушку.

После вынесения приговора дал себе зарок, что больше не подойду к девчонке. Как назло, ее определили «мышкой» в горный университет. Да хоть тысячу раз! Видеть ее не желаю. Думать о ней не хочу. Джейн – не Мила и никогда ею не станет.

И нагоняя за глаза хватило. Целых полчаса распекали, как нашкодившего мальчишку. А я в ответ даже слова сказать не мог! Только зубами скрипел да буравил глазами портрет какого-то древнего дракона, висящий на стене аккурат передо мной.

А потом мы с Лином завалились в кабак, и я все пытался забыть эту историю за кружкой крепкого эля. Не получалось. Лин – хороший друг. Ему не надо ничего объяснять, не надо ни о чем просить. Он пытался меня развлечь – анекдотами, сплетнями, девочками. А когда понял, что ничего не помогает, начал изящную словесную дуэль с шумной компанией за соседним столиком. Изящную со своей стороны, разумеется. Его собеседники довольно быстро повелись и перешли от слов к делу.