Гейл Карсон Ливайн - Заколдованная Элла

— Правда-правда! — Мэнди все хохотала.

— По-твоему, это ее чему-нибудь научит?

— Если нет, значит она даже тупее, чем я думала.

— А вдруг ее кто-нибудь съест?!

— Жаль мне того хищника. — Она хихикнула в кулак. — Живот у него разболится — просто ужас.

— А если она все поймет, то отберет дары?

— Может, да, а может, и нет. Я хочу положить конец ее проказам. А свое проклятие ты попробуй снять самостоятельно.

— Но если она поймет, как заблуждалась, то захочет разрушить чары!

— Возможно. Но это опять будет колдовство по-серьезному. — Мэнди прижала меня к себе. — Ох, лапочка, я-то знаю, что делает с тобой ее ворожба!

Я высвободилась:

— Ничего ты не знаешь! Все твердишь про колдовство по-серьезному, а сама только что взяла и вызвала Люсинду!

— К твоему сведению, госпожа, между собой мы, феи, сообщаемся безо всякого серьезного колдовства!

— Не называй меня госпожой, ты называла так маму!

— Теперь ты тоже госпожа. Если бы ты подумала только о себе и вышла за принца, кому-нибудь обязательно пришло бы в голову навредить и ему, и Киррии, тут к гадалке не ходи. Лапочка моя, ты настоящая героиня.

— Лучше бы мне быть его женой, чем героиней! — Я бросилась поперек Мэндиной кровати и снова разревелась.

Мэнди села рядом и стала гладить меня по спине, приговаривая:

— Прелесть моя, солнышко мое, госпожа моя. Может, все еще и уладится. — Она пересела поближе. Раздался шелест, и Мэнди воскликнула: — Ой, что это? Совсем забыла! Когда я отправляла твое письмо, тебе пришло другое. — И она вытащила из кармана фартука письмо.

Я вскинулась.

— Другой почерк, не принца, лапонька.

Мне писал отец — что домой он не вернется. Ему было горько слышать, что меня сделали служанкой, но не настолько, чтобы вернуться и попасть в когти своей ненавистной, пусть и горячо любимой жены. Он писал: «Если я найду тебе мужа, чье состояние покажется мне достаточно солидным, он избавит тебя от моей Ольги. А до тех пор, прошу тебя, побудь еще немного храброй девочкой, достойной дочерью своего отца».

Я рухнула обратно на постель — меня разбирал истерический хохот. Отцовскими стараниями в моем письме к Чару не будет ни слова неправды. Отец выдаст меня за древнего старика, который скоро умрет и оставит меня сказочно богатой. Ну и поворот! У меня перехватило горло. Слезы ручьем текли по лицу, и я сама не понимала, смеюсь или плачу.

Мэнди прижимала меня к себе, пока я не успокоилась. А когда она меня убаюкала, мне подумалось, что Люсинда все еще способна мне помочь. Вдруг Мэнди ошибается? Когда Люсинда поймет, каково всех слушаться, то не сможет бросить меня на произвол судьбы с моим проклятием. Придет мне на помощь, никуда не денется.

Неделю спустя я увидела в волшебной книге, что Чар получил мое послание. Она открылась на картинке, где Чар жег мои письма. Я была рада видеть даже его портрет — неважно, чем этот портрет занимался.

Налюбовавшись на него и погладив картинку, я перевернула страницу и обнаружила там отрывок из дневника Чара.

Я ничего не потерял. Она — плод моего воображения и на самом деле совсем не такая, а следовательно, я ничего не потерял. Больше того, мне повезло — и несказанная удача для Киррии, — ч то она сбежала, не получив моего письма.

Когда пришло письмо от ее сестры, я сначала счел его уловкой, решил, будто кто-то хочет заставить меня возненавидеть Эллу, и твердо решил не поддаваться. И даже подумывал уехать из Айорты и выяснить истину. Однако постепенно я понял, что истина в моих руках.

У сестрицы Эллы нет ни малейших причин меня обманывать. Ведь если бы мы с Эллой поженились, она бы только выиграла. Но записка рукой Эллы — она меня в конце концов, убедила. Особенно последняя фраза — «улыбаясь своим драгоценностям и смеясь над всем светом»: ее стиль.

Она заворожила меня легче легкого, будто огров. Я даже не стал выяснять, от кого она пряталась на отцовской свадьбе. Наверное, от какого-нибудь потерявшего голову обожателя, которого сочла слишком молодым и бедным. А когда она избегала встреч со мной — это тоже была интрига, но смысл ее страшно глубок, мне и не разгадать, где уж.

Но главная ложь — ее письма. В них она представала доброй и хорошей. Наверное, у подобных женщин всегда так: эти хитрые лисы мастерицы притворяться и лукавить. Как же она, должно быть, смеялась, когда я расписывал ей свои недостатки!

Это еще не все. Он обозвал меня не только хитрой, лукавой лисой, но еще и корыстной сердцеедкой, ветреницей, гарпией, сиреной, ведьмой, искусительницей и даже чудовищем. А в конце приписал: «Жаль, что я сижу в Айорте. Здесь так тихо, что остается очень много времени на размышления. Я по тысяче раз на дню даю зарок не думать об Элле. Правда, я смело могу ручаться никогда не говорить о ней и не писать: я в силах заставить перо и язык сдержать клятву».

Я целых полгода терпела Хетти, Оливию и мамочку Ольгу лишь потому, что рисовала себе сладкие картины свободы после того, как Люсинда избавит меня от проклятия.

И продолжала писать письма Чару. Я их не отправляла, поэтому писала в них правду о том, как мне живется у мамочки Ольги. Когда Хетти хвасталась мне, что в нее влюбился граф такой-то или герцог сякой-то, я в письмах высмеивала ее вместе с Чаром. Когда Оливия в очередной раз заставляла меня пересчитать ее деньги, Чару становилось об этом известно.

«Она каждый день перепрятывает свои сокровища. Монетки зашиты в подол ее платьев, в кушаки, в набивку турнюра. Она таскает на себе столько металла, что если сядет в лодку, тут же потонет».

Когда мамочка Ольга велела мне сделать генеральную уборку в погребе для картошки, а я нашла там трехцветную дворовую кошку с выводком котят, Чар узнал, в каком я была восторге. А когда Мэнди учила меня всяким кулинарным хитростям, я сразу делилась с ним.

А еще я писала ему, каким я вижу свое будущее без проклятия.

«Первым делом, — писала я, — я пойду и признаюсь тебе в любви. И тысячу раз попрошу прощения за то, что огорчила тебя, и возмещу ущерб тысячей смешных шуток».

Ночью накануне того дня, когда вновь появилась Люсинда, Хетти разбудила меня, вернувшись с бала. Потребовала, чтобы я помогла ей раздеться. Раньше это не входило в мои обязанности — значит, у нее есть другая причина, надо только подождать, и все выяснится.

— Сегодня все только и говорили, что о принце Чарманте: он возвращается через месяц, — начала Хетти, когда я распускала ей корсет.

Я точно знала, когда он приедет домой, — отчего же у меня так сильно забилось сердце?

— Говорят, король Джеррольд устроит три бала подряд в честь его прибытия. Говорят, на балах принц выберет себе жену. Ой! Поосторожнее!