Гейл Карсон Ливайн - Заколдованная Элла

Надо будет остерегаться мамочки Ольги, Хетти и Оливии. В маске и красивом платье они меня, скорее всего, не узнают, но все равно лучше держаться от них подальше, особенно от Хетти.

Я помирилась с Мэнди и рассказала ей, что задумала. Она не стала распространяться о том, как это рискованно, только спросила:

— Родная, зачем терзать свое сердечко?

Сердце мое и так было истерзано. Увижу Чара — и оно успокоится. Уйду — и оно снова заболит. Балов будет три. Оно разобьется три раза.

Я подросла, и мамины платья стали мне впору. Мэнди выбрала три самых красивых и подправила по последней моде, приделала даже элегантные шлейфы, чтобы струились за мной по полу. Мелкое колдовство, сказала она. И разыскала маску, в которой я была на отцовской свадьбе, обшитую по краям белым бисером.

В последние дни перед балами я забывала о Чаре только во сне. А когда я не спала, то представляла себе, как я, сияя лучезарной красотой, шествую по дворцовым ступеням. Я непременно немного опоздаю, и все придворные будут уже в сборе. И верный старенький слуга прошепчет: «Ну наконец-то — вот девица, достойная нашего принца». Все будут провожать меня взглядами, и по залу прокатится вздох зависти и восхищения. Чар поспешит мне…

Нельзя, чтобы он меня видел. Пусть мною восторгаются старенькие слуги, но больше никто меня не заметит. Оказавшиеся поблизости знатные кавалеры пригласят меня танцевать. Я милостиво соглашусь и во время танца случайно окажусь рядом с Чаром. Он увидит меня и задумается, кто же это. После танца он бросится меня искать, но я ускользну. В следующий раз он увидит меня с очередным кавалером. Я буду улыбаться незнакомцу, и у Чара защемит сердце. И тогда он…

Глупости! Я буду смотреть на Чара, но для него останусь невидимкой. Может быть, я увижу, как он увлечется другой.

Вечером я достала волшебную книгу — нет ли там картинок про Чара или чего-нибудь, что он пишет. Но книга раскрылась на страницах, исписанных айортийскими буквами: дневник Арейды! Я бросилась читать.

Она писала:

У нас в гостинице еще никогда не бывало столь важных гостей. Вчера здесь ночевал принц Чармант со своими рыцарями! Мама от волнения задела стол, когда делала реверанс. Стол пошатнулся, и ваза тетушки Энеппы разлетелась вдребезги. Мама с папой, мы с Олло, Уфлиму, Исти и даже Эттима рухнули на колени и стали собирать осколки, чтобы принц не наступил ненароком на острое. На полу стало тесно, я на кого-то наткнулась. Повернулась извиниться — и оказалась нос к носу с принцем, который тоже ползал вместе с нами и собирал осколки!

Он заставил нас взять деньги за вазу. Сказал, если бы не он, ваза осталась бы цела. А потом извинился, что толкнул меня! Я прямо онемела. Не находила слов. Только кивала и улыбалась — надеюсь, он не счел меня деревенской дурочкой.

За ужином, когда я подавала ему эль, нашла в себе силы заговорить — я ведь и вправду хотела кое-что у него спросить, а вовсе не привлечь внимание. Я сказала ему, что училась в пансионе вместе с Эллой и что она убежала оттуда, и спросила, не знает ли он, все ли у нее благополучно.

Стоило мне произнести ее имя, как один из рыцарей воскликнул:

— А, та, которая укротила огров! Вы ее знаете?

Услышав мой вопрос, принц надолго замолчал, и я даже испугалась, не обидела ли его ненароком. Но когда он заговорил, по голосу не было слышно, чтобы он сердился.

— Вы дружили с ней? — спросил он. — Она вам нравилась?

Я рассказала ему, что у меня в жизни не было такой чудесной подруги. Он снова замолчал, и мне стало страшно: вдруг она умерла? Однако он всего лишь сообщил мне, что, насколько ему известно, у нее все хорошо и она вышла замуж: за богатого и знатного господина. И добавил:

— Думаю, она счастлива. Она богата, значит счастлива.

На это я, не подумав, выпалила:

— Элле нет дела до богатства!

И тут до меня дошло: я имела дерзость возразить царственной особе.

— A вы откуда знаете? — спросил он.

— В пансионе всe презирали меня за то, что я из небогатой семьи и говорю с акцентом. Только Элла была добра ко мне, — ответила я.

— Должно быть, она сильно изменилась, — проговорил он.

— Едва ли, ваше высочество!

Я возразила ему дважды!

На этом беседа завершилась, но я запомню ее навсегда. Я весь вечер наблюдала за принцем — и до, и после нашего разговора. До разговора он болтал и шутил со своими рыцарями. После он не произнес ни словечка.

Вышла замуж:? Очень странно! Вот бы с ней увидеться…

Мне тоже хотелось увидеться с Арейдой. И очень хотелось посмотреть, какое лицо было у Чара, когда она защищала меня, — жаль, картинок к дневнику не прилагалось.

Двенадцатого декабря, в день первого бала, утро выдалось ясное и не слишком холодное, однако к полудню набежали тучи, и ветер стал резким и колючим.

Мои платья висели у Мэнди в шкафу. Хрустальные туфельки, которые нашли мы с Чаром, я надежно спрятала на дне ковровой сумки. Под пышными юбками никто их не увидит, и Чар не узнает их и ничего не заподозрит.

Хетти начала готовиться к балу сразу после завтрака и не могла уняться.

— Элла, ты слабо затянула корсет! Тяни сильнее!

— Так хорошо? — Пальцы у меня стали все в белую полоску от шнурков ее корсета. Если она еще дышит, то уж точно не потому, что я не старалась.

— Поглядим… — Она присела в реверансе, глядя на себя в зеркале, и поднялась, улыбаясь и пыхтя. — Если вы меня забудете, принц, я буду изнывать от тоски! — проворковала она своему отражению. И бросила через плечо: — Ну, Элла, разве я не великолепна? Тебе, наверное, ужасно хочется выглядеть как я и тоже поехать на бал!

— Великолепна, чудесна и волшебна. Очень хочется. — Все, что угодно, лишь бы она скорее отпустила меня.

— Красоту моих волос лучше всего подчеркнут жемчужные шпильки. Принеси их, будь добра.

Прошло два часа, и мамочка Ольга трижды звала Хетти и грозилась уехать без нее, и только тогда Хетти сочла себя совершенством и отбыла.

А мне наконец-то можно было помыться и одеться. Обычно я мылась кухонным мылом, но сегодня не постеснялась запустить руки в обширные Хеттины запасы душистого мыла и ароматных притираний. Мэнди принесла мягкое полотенце и новую мочалку.

— Поработаю сегодня твоей фрейлиной. — И она налила в бадью горячую воду.

Когда тебе прислуживает фея-крестная, нипочем не обожжешься и вода никогда не остынет. Становишься чистенькая, прямо сверкаешь, а вода останется совсем прозрачной.

Я смыла целый год сажи и грязи, приказов мамочки Ольги, велений Хетти, требований Оливии. Когда я вышла из ванны и надела халат, который подала мне Мэнди, то ничем не напоминала служанку-замарашку, а превратилась в достойную соперницу любой знатной дамы на балу у Чара.