Анна Федотова - Сердце владыки моря

Но как раз в этот момент маг вошел в комнату и сразу всё понял по моему выражению лица. Я приготовилась объясняться, а он жестом остановил меня.

– Всё хорошо, Мира, приходи завтра.

Я вздохнула демонстративно печально и пошла на террасу, откуда открывался вид на море. Чёртов цветок не поддаётся мне, но я его добью. И дело даже не в магии, а в том, что я человек и уж в состоянии справиться с такой ерундовой задачей. Хотя магия здесь, на мой взгляд, совершенно ни при чём. Ну какое отношение к ней имеет распускание цветка? По-моему, это больше физиологический, нежели магический процесс.

Я вздрогнула, когда меня тронули за плечо.

– Гиилюс! – вскрикнула я и бросилась к нему на шею.

– Мира, – засмеялся он, подхватывая меня и сжимая в объятиях.

Оказавшись снова на полу, я рассмотрела его. Он совсем не изменился. Всё те же золотые кудри и та же воинская зелёная форма.

– Говорят, ты учишься магии? – спросил Гиилюс. – Как успехи?

Я махнула рукой.

– Не спрашивай. Думаю, скоро я пожалею, что послушала отца. А ты как? На службе?

– Да брось, у тебя получится. Знаешь, никогда бы не поверил, что Даалия может выделывать такие штуки, если бы не видел своими глазами. Она не маг, скорее алхимик, но сейчас учится в цитадели, чтобы получить место в войске Земли Предков.

– Правда? Вот здорово! Будете служить вместе.

– Да, она упёртая, уж если что-то решила, то так и сделает. И никто не сможет ей помешать.

Он снова засмеялся, еще больше озаряя и без того светлый день, стирая из моих мыслей горечь неудачи, чувство стыда и беспочвенные переживания.

Ночью я не спала. Отсутствие информации о Дариене беспокоило меня, я ворочалась, постоянно просыпалась в пропитанной потом постели, а когда удавалось уснуть, то лучше бы и не удавалось. Я видела Дариена. Устав от ожидания, проникла в Мерцающие врата и бежала босиком по холодному каменному полу замка Зеелонда. Заметив правителя, бросилась к нему, но, когда он повернулся на мой крик, его жёсткий взгляд остановил меня, я не смела двинуться, и он подошел сам, протянул руку и начал меня душить точно так же, как это делал Эз. Я лишилась голоса, не смогла сделать вдох и только тогда поняла, что душил меня не Дариен. На меня смотрели затягивающие в чёрный омут глаза короля фоморов.

Я села на кровати, лицо покрывала испарина, спина горела, как обожжённая крапивой, хотелось приложиться ею к чему-нибудь холодному. Я подошла к окну и уселась на подушку, прислонившись к стене и подтянув колени к груди. Так и просидела до самого рассвета, хоть находиться одной в тёмной комнате было не лучше, чем видеть кошмарный сон. Я присматривалась к темноте, ловила за окнами каждую тень. Зажигать факелы я не умела. Эта беспомощность убивала. Как сейчас мне не хватало мамы, к которой я могла прийти в любое время ночи, пока мы жили вдвоем, забраться под одеяло, и все кошмары тут же исчезали, точно мама – мой ангел-хранитель. Явиться так к папе я стеснялась, поэтому пришлось сидеть, вслушиваясь в ночные таинственные звуки, и думать. Думать, думать.

Утром мне не хотелось идти на занятие к магу, и я даже размышляла – не сослаться ли на бессонную ночь, но потом решила, что не должна показывать эльфам свою слабость. В этом мире я единственный человек, не считая отца. Но папа – герой. Он победил дракона. Человек-легенда, а мои подвиги не настолько заметны. И я просто обязана была проявить себя не худшим образом, поэтому умылась и спустилась в комнату Кона.

Увидев на столе всё тот же цветок, я подумала, что будет очень даже неплохо выспаться хотя бы сидя за столом, раз уж ночью мне это не удалось. И пусть я опозорюсь в очередной раз, лишь бы не изводить себя больше разрушающими меня и сосущими энергию бесполезными мыслями. Я просто тупо смотрела на уже изученное со всех сторон растение, не спала, но и не витала в облаках, не думала и не представляла никаких вариантов развития событий – все это слишком утомило меня за ночь. Белые лучи пробежались по столу, скользнули по щеке и тонким ровным слоем легли на мохнатые листочки, заставив играть каждую ворсинку так, что весь цветок точно посыпали блёстками, а розовая точка стала похожа на капельку крови. Она росла, росла, набухала, будто её надували изнутри через трубочку, а когда достигла размера вишни, то крохотная дырочка в середине начала расширяться. Вскоре вишенка раскрылась, как бы вывернувшись наизнанку, и к ласковым лучам Птухайла повернулись глянцевые алые лепестки.

Я очнулась от оцепенения, только когда Кон открыл с тихим скрипом дверь.

– Правда удивительно? – выговорил маг осторожно, наверное, сомневаясь, что верно произносит слова.

Я согласилась, но больше меня удивило то, что за своим занятием я совершенно забыла о беспокойстве. Моя спина больше не горела, а в голове, несмотря на жуткий недосып, стало светло и радостно. С таким настроением я и покинула старика, стараясь весь день не поддаваться панике, тренировалась во дворе с эльфами, помогала Мудрейшему с разборкой книг в библиотеке, но когда на следующее утро пришла с папой для нового урока, то обнаружила на столе тот же цветок. Я в недоумении посмотрела на Кона, а он сказал что-то по-эльфийски, и папа объяснил:

– Ты должна научиться концентрироваться, а значит, и обращаться к магии внутри себя в любое время и в любом состоянии.

С тех пор каждое моё утро начиналось с созерцания цветка.

Я поняла, что должна освобождать голову от мыслей, а сердце – от беспокойства. Это помогло мне справляться с заданием каждый раз, я изучила цветок во всех мельчайших подробностях, уловила момент, как его бутон начинал раздуваться и превращался в капельку крови. Мне бы хотелось рассмотреть процесс под микроскопом. Но такой возможности не было, так что пришлось обходиться своим зрением. Кон стал давать мне и другие задания, например, удерживать на ладони пёрышко, не дуя на него, не подставляя ветру, не двигаясь, а ждать, когда оно слетит само. Иногда при абсолютном безветрии на улице я могла сидеть, держа пёрышко, с утра и до обеда. Рука затекала, я переставала чувствовать свою ладонь, и тогда пёрышко волшебным образом слетало с неё. Кон говорил, что это и есть магия, и я понимала это, только когда пёрышко даже при закрытых окнах, при полном отсутствии любых дуновений вспархивало с ладони и опускалось красивыми плавными движениями на стол. Я даже больше не нуждалась в нескольких долгих часах, время на задание сокращалось с каждым днём, и вскоре не прошло и пятнадцати минут, как я избавилась от своего пушистенького мучителя.

А дней прошло уже четырнадцать.

Я наконец-то обзавелась календарём. Оказалось, что год у эльфов длится от четырёхсот пяти до пятисот пятнадцати дней, причём их количество каждый раз разное и без всякой системы. Зависит от Птухайла, где-то дней за двадцать пять до полного исчезновения, а день – это время от восхода до заката, Птухайл начинает умирать, сила его свечения падает, начинается зима, приходят грозы, холод, затем морозы, и в один момент светило пропадает совсем и восход не наступает. Тогда говорят, что Птухайл умер, и какое-то время, а никто точно не знает какое, потому что нет ни восходов, ни закатов, сплошная ночь, он не появляется. Тогда все закрываются в жилищах, потому что холод становится убийственным почти для всего живого, кроме за тысячелетия приспособившихся к этому деревьев-гигантов. Даже океан сковывается льдом. И вот через какое-то время, предположительно около нашей недели, Птухайл воскресает, словно птица-феникс, озаряя мир небывалым светом, и воздух, и земля, и вода стремительно прогреваются. Этот момент называют Рождением Птухайла, и начинают отсчет нового календарного года.