Василий Щепетнев - Брюсова жила

К ним и пошел Корнейка, поначалу рукой указав – не спешите, постойте. Но, дойдя, обернулся и позвал, давайте, мол, ко мне.

Джой и потрусил, не переставая принюхиваться и к траве, и к воздуху поверху. Скалился недобро.

За Джоем уж и Санька с Пирогом. У Джоя-то четыре ноги, не угонишься. Особенно, если не гнаться.

Куст вблизи выглядел столь же чужим, как и трава. Ветки толстые и гладкие. Листья-котлетки сидели прямо на ветках, никаких тебе черешков. Ветки были усеяны ещё и коробочками. Коробочки напоминали маковые, но не круглые, а гранями, будто кристалл. Стенки розовые, у одних коробочек поплотнее, мутные, а у других тонкие, почти прозрачные.

Корнейка несильно тряхнул ветку, и с полдюжины коробочек отпали от ветки. Отпали, но полетели не вниз, а вверх – медленно, неспешно.

– Это и есть люсиды, небесные бриллиантики. – пояснил Корнейка. – В коробочках метан. Газ. Легче воздуха. Там, в вышине, они плавают недели две-три, дозревают под солнцем. Потом бах! Коробочка взрывается, и семена рассыпаются по всей земле. Из семян вырастает трава. Раз в пять-шесть лет травяной очаг выпускает куст, то забирает все соки очага – вот отчего трава здесь будто стриженная. Ну, а куст порождает бриллиантики-люсиды.

– Это, конечно, очень интересно, цикл жизни растений и прочее – вежливо ответил Пирог, – но я не понимаю, каким образом данные растения соотносятся со Стрелецкой подготовкой.

Выдал, как по писанному. Польза многочтения. Нахватался в книгах всяких ловких слов. Он и в школе, бывало, вставит: не соблаговолите ли вы, Варвара Петровна, потрудиться привести доказательство ложности предположений Нафферта о причинах трагической дуэли поручика Лермонтова с майором Мартыновым? «А не соблаговолишь ли ты, Петруша, привести родителей в школу», – срезала его учительница литературы…

– Данные растения соотносятся с подготовкой Стрельца образом простым, – не хуже учительницы ответил Корнейка. – Вернемся на дорожку.

Они вернулись, делать нечего.

– Бриллиантики воспаряют с куста, – в подтверждении его слов ещё парочка люсидов отделились от ветки и поплыли вверх. Вверх и в бок – дул слабый, едва заметный ветерок. – А мы должны будем их на лету сбивать.

– Тогда понятно. Сбивать – отчего ж и не сбивать. Только из чего стрелять-то, если ружья в доме остались?

Они оглянулись на дом. Отсюда, с Поля Стрельцов, он был вдесятеро больше, чем оттуда, из леса. Не дом, но целый Замок. Обман зрения? Или он действительно разный – в разных мирах?

– Из ружей по бриллиантикам стрелять – это, знаешь, того… перебор – сказал Санька, представив, как туча дроби нулевого размера летит на беззащитные коробочки.

– Я и на рогатку согласен, только у меня и рогатки нет. Из пальца, что ли, стрелять?

– Именно, друг Пирог, именно. Из пальца вернее всего, – подтвердил Корнейка.

– Как это?

– А так! – Корнейка выбросил вперед руку с выставленным указательным пальцем – и тут же коробочка, уже поднявшаяся метров на двадцать, вспыхнула и послышался громкий хлопок.

Тишина вслед за хлопком показалась особенной, звенящей.

– Магия? – собравшись с духом, спросил Пирог.

– Нет. Обычная физиология.

– И я… я тоже так смогу?

– Конечно. Электрический угорь способен поразить ударом тока рыбу, и большую рыбу. Даже человека – наповал, если угорь матерый. А у нас – всего лишь люсид, наполненный гремучей смесью, метан плюс воздух. Достаточно мизерного, крохотного импульса, чтобы эта смесь воспламенилась.

– Я-то не угорь. У меня батареек нет, аккумуляторов.

– Человек – существо более развитое, чем угорь или там электрический сом. Способен на многое. Просто с детства под давлением. Не кричи! Не бегай! Не балуй!

– Не показывай пальцем, – тихонько добавил Санька.

– Именно. Ребенок по недомыслию может и стог сена поджечь, или крышу соломенную. Вот и укорачивали с незапамятных времен. Потом уж и причина забылась, выветрилась, а запрет остался.

– Точно! – воспламенился Пирог. – Дети, они такие… способные! Я не про выстрелы электрические, а вот, например, по деревьям лазить маленькому куда сподручнее, чем взрослому. Миха Нефедов до школы вон как здорово лазил, чистый обезьян, а родители его и ругали. И уши драли, и даже ремнем. Отучили. Той осенью он попробовал было на каштан залезть, потрясти, да с нижней ветки и сорвался, ногу сломал. Родители, конечно, в крик, мол, предупреждали тебя, дурака, учили-учили. А на самом деле – отучали, портили, в чем и преуспели.

– Ты к чему это Мишку вспомнил? – спросил Санька, провожая взглядом новый бриллиантик.

– К тому! – и Пирог выбросил руку с указательным пальцем.

Ничего не произошло.

– Видишь! Может, я раньше и мог что, не знаю, а теперь того… отсырел порох в пороховницах.

– Не отсырел, – успокоил Корнейка. – Просто ты забыл, как это делается. Вспомнишь. Вдохни носом и задержи дыхание. Досчитай до десяти. Представь, что ты берешь силу воздуха, энергию. Теперь медленно выдохни. Воздух вышел, а энергия осталась в тебе. Пока немного, чуть-чуть. Снова вдохни – и получишь новую порцию силы. Прибавь ее к прежней. Особенно глубоко не вдыхай, чуть глубже обычного – и довольно. И так – десять раз. Или пятнадцать. Сам почувствуешь, когда исполнишься силы.

Пирог послушно засопел.

Санька тоже.

И он действительно почувствовал, как в груди словно пружина стала закручиваться. С каждым вздохом пружина становилась туже и туже.

– А теперь освободи силу, дай ей волю, выпусти наружу!

Санька и Пирог одновременно выбросили руки – и коробочка, что висела в десяти шагах над кустом, вспыхнула, взорвалась.

– Получилось, – заорал Пирог, – получилось!

Санька кричать не стал, но тоже чувствовал: вышло! Пружина разжалась и некий – он не знал наверное, электрический или иной – заряд вырвался из груди, пробежал по руке и сорвался с указательного пальца. Попал в бриллиантик, нет, это уже другое дело. Главное, ему удалось накопить Силу и пустить ее в ход.

Пирог снова засопел.

– Ты погоди, погоди. С непривычки минут пять роздыху дай, – посоветовал Корнейка.

Санька же и сам решил передохнуть. Не такое это простое дело – молниями бросаться, пусть молнии и самые крохотные.

Немного отдохнув, он попробовал снова. Опять пружина в груди начала сжиматься, туже и туже, но, когда он достиг предела (сознавая, впрочем, что предел этот можно о-го-го как отодвинуть) люсид не взлетел.

– Теперь учись сохранять в себе силу. Дыши спокойно, бери от воздуха самую малость, столько, сколько уходит в саморазряд, – не оставлял напутствием Корнейка.

Ага. Саморазряд. Понятно. Без подпитки пружина сама распрямится, нечувствительно. А брать силы больше, чем требуется – вызвать непроизвольный срыв, что не есть здорово.