Яна Лехчина - Змеиное гнездо

Она отняла руку от коры и, торопливо надев перчатку, огляделась. В вышине летал ее ворон, неподалеку кружили маленькие сойки и суетливые сороки, шуршали не впавшие в спячку зверьки. Ночами Совьон слышала и вой волков, слепо бродивших вокруг ее стоянки. Жених нес всадницу сквозь негостеприимные владения – путнику, пусть даже самому отчаянному, не стоило отправляться в такое путешествие в одиночку. Но Совьон выросла в месте, которое называли Висму-Ильнен, Чаща Сумрака. Обитель Кейриик Хайре, старшей и сильнейшей из двенадцати вёльх одного колдовского рода.

Висму-Ильнен – больше, чем лес, которому не было равных в Княжьих горах. Это суровое владычество без конца и края, растянувшееся на бессчетные версты от северных скал до восточных озер. Это лабиринты петляющих троп и целые княжества, поглощенные чащей, обкатанные ею в пыль. Это тысячелетние дубы-великаны, шепчущие реки и невиданная мощь ведьмы и сотен ее прислужников. Висму-Ильнен величали Чащей Сумрака за купол ветвей, сплетающихся над лесом, – плотный, не пропускающий солнечный свет. Даже в знойные июльские дни в Висму-Ильнен царили прохлада и полумрак, придающий деревьям, кустарникам и траве темно-синий цвет. Но когда наступала ночь, ветви будто расползались и на землю стекало серебряное лунное кружево…

Лес, через который держала путь Совьон, не шел ни в какое сравнение с Чащей Сумрака. Небольшой, разросшийся у Поясной гряды, – недаром здесь властвовала одиннадцатая ведьма из клана Кейриик Хайре. Совьон помнила вёльху, прозванную Оха Ритва, – маленькую, полную, с круглым опухшим лицом. В своем роду Оха Ритва считалась самой слабой колдуньей, хотя и не была младшей. (Совьон криво, болезненно улыбнулась. О, с ее сестрой, двенадцатой ведьмой, она встречалась не так давно: Моркка Виелмо, вёльха южных топей, предсказала гибель черногородского каравана.)

До Совьон доносились слухи, что Оха Ритва умерла несколько лет назад, оставив после себя преемницу, юную и вздорную. Едва ли девица оказалась сильнее своей наставницы, но Совьон не хотела с ней ссориться. Она собиралась тихо проехать по ее владениям, словно обычная странница, не тронув ни духов, ни заповедных мест. Как-то Моркка Виелмо сказала: велико знание, которое Кейриик Хайре успела вложить в Совьон. Наверняка здешняя Хозяйка леса почувствовала гостью, но решила не препятствовать до поры. Тем более в начале пути Совьон оставила подношение – пару хороших оберегов.

Из ноздрей Жениха летели струи белого пара, мерно вздымались бархатные вороные бока. Почти месяц Совьон держала путь на восток от Матерь-горы к землям, лежащим за Поясной грядой. Чтобы обойти Рысово угорье, скалистую пустошь, по которой кочевали таборы ирменков, она направилась к лесу Охи Ритва: лучше потревожить покой вёльхи, чем встретиться со свирепым народом. Совьон была недоученной ведьмой и хорошим воином, но порой и этого не хватало, чтобы защититься.

Звуки стали приглушенными. Совьон показалось, что под сенью деревьев свернулась настороженная тишина. В холодном воздухе едва уловимо потянуло тиной – Совьон раздвинула оледеневшие ветви и увидела глубокую, раздавшуюся на несколько верст ложбину. На ее дне шелково переливались темные воды озера.

Единственное сокровище владений Охи Ритва и ее преемницы – незамерзающее Сонное озеро, чародейская глубина, не выпускавшая смертных из своих объятий. Всего один глоток воды забирал у человека память и разум, а несчастные, решившие искупаться здесь, были навеки обречены служить Хозяйке леса: безголосые, безумные утопленники, вынужденные исполнять волю вёльхи до тех пор, покуда не рухнут Княжьи горы.

Совьон вздохнула. Дурное место, гиблое. Люди, затянутые Сонным озером, становились существами страшнее русалок – не проказливые духи веселых рек, а неупокоенные рабы. Кейриик Хайре наставляла не связываться с тем, что священно для каждой из ее сестер, поэтому Совьон, перехватив поводья, продолжила путь под гневливое, смешанное с испугом фырканье Жениха.

На закате она покинула лес покойной Охи Ритва – конь гарцевал на опушке, а бледно-синее небо разрывало оранжевое заходящее солнце. Повернувшись против света, Совьон разглядела поселение, лежащее к юго-востоку, – оно было видно как на ладони. Совьон знала о нем немного: обнесенный деревянными стенами Варов Вал, пограничная крепость, отделяющая от Гаринского княжества Рысово угорье и кочующих по нему ирменков.

Совьон так давно не останавливалась ни в деревнях, ни в городах, что соскучилась если не по человеческой речи, то по горячему хлебу, теплой воде и постели, которую ей давно заменили голая земля и шерстяной плащ. Не мешало бы пополнить запасы и узнать новости: что произошло за то время, пока Совьон гнала коня прочь от владений Сармата-змея, дичась уютных жилищ и походных лагерей? Она всегда поступала так в своих путешествиях – пересекалась с людьми лишь изредка, в случае необходимости.

Позже местные говорили: женщина, принесшая с собой столько несчастий, пришла вечером, сразу после того, как закатилось солнечное око. Та женщина была черна, как ночная чаща, высока, словно тополь, и над ее головой каркал ворон, а огромный конь бил оземь тяжелыми копытами.

– Спрашиваешь, что в мире делается, госпожа хорошая, – протянул хозяин постоялого двора, прищелкнув языком. – Странные дела, госпожа хорошая, странные.

У Совьон не было достаточно денег, чтобы ее называли «госпожой», лишь пригоршня монет, оставшихся с черногородского похода. Но Бармо, хозяин постоялого двора, разговаривал с ней, пригибая голову в поклоне: Совьон сочла бы это учтивостью, если бы не подозрительный любопытный взгляд. Хотя, казалось бы, на каких только людей Бармо не насмотрелся в прошлом, – Совьон думала, что во времена, когда через Варов Вал проходили торговые пути с юга и запада, этот постоялый двор полнился странниками. Сейчас же купцов стало на порядок меньше из-за лиходеев на дорогах и ирменков с Рысова угорья. Последние и вовсе распоясались после того, как начали отдавать Сармату чужеземных красавиц, украденных у торговых караванов, – отныне змей благоволил ирменкам.

– Отчего же странные, хозяин? – Совьон по привычке запустила пальцы в волосы, еще влажные после мытья. Тяжелые пряди оставляли подтеки на выполосканной, высушенной над огнем рубахе, благо в комнате, которую выделили Совьон, был очаг. – Нехорошие вести с юга?

Бармо, жилистый и рыже-русый, склонил голову ниже. По его безбородому лицу растеклась слащавая, ничего не значащая улыбка.

– Вчера к нам прибыл купец, хорошая госпожа, чей отряд вез бисер и специи от самой Пустоши. Купец сидел на твоем месте и твердил, что, кажется, Сармат-дракон совсем забыл о южных княжествах после того, как спалил Гурат-град.