Мария Фир - Солнечный страж

Сердце забилось тревожно, но я заставила себя подхватить корзину и продолжить путь. Дело было ведь не только и не столько в чувствах, о которых Рамина рассуждала с той лёгкостью, с которой может говорить лишь девушка, никогда не ведавшая настоящих чувств. Была ещё одна причина – мой дар. Магия, что таилась в моей крови, встрепенулась одновременно с растревоженным сердцем. И это означало что-то невероятно важное, но что с этим делать, я не имела ни малейшего понятия. Пусть я осталась сиротой и воспитывалась в приюте, я всё же была чистокровным магом по рождению. И я знала, что если к дару не прикасаться и делать вид, что его не существует (как это и было в моём случае), то в один прекрасный день может произойти катастрофа. Матушка Евраксия рассказывала, что бывали случаи, когда неуправляемый дар сжигал человека изнутри или толкал на сумасшедшие поступки, из-за которых гибли другие люди. Бедная матушка, она была уверена, что сумеет пристроить меня в Академию Вестена…

– Ворон считаешь? – раздался над головой знакомый голос, и я встрепенулась. Это был Вильгельм, лейтенант из городской охраны.

– Да, – призналась я, не в силах объяснять ему своё состояние.

– Слыхал, в «Усатом волке» вчера демонов гоняли? – со смешком спросил он. – Никогда бы не подумал, что этот индюк Мартин интересуется запрещённой магией. Да и зачем ему, когда под боком у вас настоящая ведьма! Хуже всяких демонов.

– Да, Кьяра в гневе будет похуже, – согласилась я. – А ты давно не заходил.

Это вырвалось у меня не нарочно. Когда работаешь в таверне, привыкаешь вести обрывочные, ни к чему не обязывающие разговоры. Обменялся парой слов с посетителем, повернулся к другому – и уже забыл сказанное минуту назад. Сейчас я совсем не имела в виду, что несколько раз Вильгельм платил мне за ласку и всё остальное. Он как-то смущённо пожал плечами, тряхнул головой, будто не хотел вспоминать былые дни, и вдруг негромко признался:

– Жениться надумал, понимаешь. Сам от себя не ожидал. – Он даже слегка покраснел и зачем-то отобрал у меня корзину. – Но проводить провожу тебя. Нечего тяжести таскать девчонке.

– Спасибо, – я искренне улыбнулась и не удержалась от вопроса: – А кто она?

– Оружейных дел мастера младшая дочка, бойкая – сил нет, говорит без остановки. Слава богам, волшебной крови в ней нет, не то хрен бы я женился на магичке-то, да ещё с таким острым язычком, – рассмеялся он.

– Значит, на магичках, по-твоему, и не женится никто? – Похоже было на то, что это мой дар, а не я сама, тут же отозвался на нелестное замечание.

– Почему же, женятся, – он поцокал языком. – Такие же и женятся, академики всякие, гильдейские волшебники, стражи… Это раньше было, что всё равно, а теперь надо ухо востро держать. Кто её знает, магичку, а вдруг у неё в крови то самое проклятие? А жить-то всем охота.

То самое проклятие – это была, конечно же, некромантия. После войны Раскол произошёл не только в Солнечной страже и церкви, большие изменения претерпели и магические институты. Магия крови стала легальной дисциплиной, изучаемой в закрытом кругу Инквизиторского Ордена, а вот некромантия, а вместе с ней и все смежные области магии, вроде призыва теней и общения с духами умерших, попали под строжайший запрет. От древней Гильдии призывателей не оставили камня на камне. Колдунов, практикующих некромантию и призыв, разыскивали и уничтожали целыми семьями. Было доказано, что проклятие, позволяющее магам вытаскивать из могил кости и подчинять себе мертвецов, пришло в мир людей с кровью эльфов.

Мир людей изначально был чист, пока мы не стали вести с эльфийским королевством переговоры, торговать, обмениваться послами. В промежутке между первой и второй войнами на свет появилось множество полукровок: эльфы вторгались в наш мир незаметно, действовали украдкой, выжидали подходящий случай. И дождались его. Стоило вспыхнуть гражданской заварушке в бывшем ещё триединым государстве Веллирии, как эльфы воспользовались моментом и ударили. Война шла три с половиной года, но силы эльфов уступали нашим, и в конце концов магия крови позволила выдворить ушастых нечестивцев прочь. После смерти их главного колдуна эльфийский король запросил о перемирии, и вот уже более десяти лет длился натянутый, зыбкий мир. По обе стороны происходили краткие вспышки, обмен захваченными поселениями и пленными, диверсии и похищения, но в целом страна приходила в себя и оправлялась после понесённых утрат. Вновь колосились золотые равнины и наливались яблоками сады, вновь академии принимали студентов и устраивали выпускные балы, вновь рождались дети…

Будут ли у меня дети когда-нибудь? Рамине за прошедший год уже дважды случилось забеременеть, и оба раза она вся исходила злобой, когда нужно было идти к лекарке и тратиться на дорогой, но весьма действенный эликсир, избавляющий от ребёнка. Ради зелья ей приходилось влезать в долги. Это было ужасно – проглатывать отраву и ждать, когда крохотная жизнь внутри погаснет, а тело захочет освободиться от нежданного «подарка», и я очень боялась, что подобное может произойти со мной. К счастью, всё обходилось, и я украдкой благодарила милостивую Нииру за то, что не посылает мне нежеланных детей. После второй войны Ниира попала в немилость у церкви, её стали открыто называть богиней эльфов. Статуи и лики лунной покровительницы убрали с глаз народа, и люди потихоньку начали избавляться от стихов и молитвенников, страшась попасть под гнев Ордена Инквизиции. Всё бы ничего, да вот только луну с неба не сотрёшь – она насмешливо смотрела на всю эту суету и продолжала дарить детей и эльфийкам, и человеческим женщинам.

***

Мой дар никак не хотел униматься: я чувствовала, как пламя разливается теперь уже не только в груди, но и приливает к ушам, к кончикам пальцев. Я умела призывать белый огонь – невысокие, ласковые язычки почти невидимого пламени, отгоняющие нечисть и болезни. В приюте меня побаивался маленький, почти прозрачный дух, живущий в каморке с метёлками и тряпками. Прижав ладони к груди, я могла унять кашель или сердечную боль – себе, потому что никто и никогда не обращался ко мне с подобной просьбой. Они не знали, что у меня есть дар. Обычные люди не могли видеть силу, что несёт моя чистая кровь. «Кровь, быть может, чистая, а сама ты грязная. Падшая девка. Тьфу», – услышала я однажды от старухи в «Усатом волке».

Мне нужно было поговорить с кем-то. С кем-то, кто не накинется на меня с поварёшкой и не начнёт отпускать непристойности, кто выслушает внимательно, не перебивая… В Вестене у меня была матушка Евраксия, а после – её маленькая могилка, которую мы с Майей сплошь усадили анютиными глазками. Ах, Майя, теперь ты ближе к доброй настоятельнице, чем я, мне было бы стыдно смотреть в ваши светлые лица.