Ирина Муравская - Иллюзион. В погоне за беглецами

Мутные они, себе на уме. Лукерья тоже знает, что можно отгородить сознание, но ни разу за все годы не заикалась об этом, ей было нормально и так, а эти вон тщательно оберегают свои маленькие секретики. Нужно будет по этому вопросу ещё подумать на досуге. Благо времени предостаточно. Куковать-то вместе придётся долго.

Денис Громов ненавидел вокзалы. Впрочем, как и самолёты, метро, электрички и любые другие общественные транспорты. Для человека, который мог по одному только желанию материализоваться где-нибудь на Мальдивах любое столпотворение казалось бессмысленным, морально угнетающим и выпивающим всё хорошее настроение.

Регина, напротив, обожала московские вокзалы и их ни с чем несравнимую атмосферу. Суета, запахи из уличных кафешек, голос в динамиках, оповещающий о прибытии и отправлении очередного поезда, перестукивание колёсиков чемоданов, топот торопящихся и тихий скрип старого металлического ворчуна дальнего следования, то и дело громко фыркающего на проходящих.

Так ведь забавно наблюдать, как только-только забравшиеся в вагон люди деловито обживались на новом месте. Как потрошили чемоданы, доставая сменную одежду с тапочками, разворачивали матрасы и, хоть поезд ещё даже не тронулся, уже нетерпеливо выглядывали в коридор, высматривая проводницу с постельным бельём.

Другие, сложив ручки на коленках, пялились в окно и выжидали, когда можно приняться за купленную тут же на вокзале курицу-гриль. Вот и сейчас на Регину с Генри без особого интереса, а скорее чисто от скуки таращилось как минимум четыре пары глаз, приютившихся за окнами замершего на противоположной платформе поезда.

А на что ещё любоваться? Из видов – перрон, снующие по нему обнаглевшие голуби, да сбивающие их с ног спешащие прохожие. Да и потом, когда они тронутся, любоваться будет нечем. У российских железных дорог имелась исключительная особенность – они всегда пролегали вдали от живописных районов. Разглядывать же нескончаемые и не отличающиеся друг от друга леса надолго никого не хватало.

В какой-то момент составы решились и заерзали, унося сонные взгляды. Снова потянулись минуты ожидания, прерываемые монотонным искажённым голосом из динамиков. Регина сердито переминалась с ноги на ногу, посматривая на наручные часики.

Очередной поезд, напоминающий неповоротливую гусеницу, притормозил напротив. Под стеклом крупными буквами на дощечке значилось: “МОСКВА-ЕКАТЕРИНБУРГ-КРАСНОЯРСК”. Люди на перроне закопошились.

Кто-то поспешно сооружал вокруг себя пирамиду из чемоданов и пакетов, попутно пытаясь не потерять носящихся как угорелые детей. Другие неслись вдоль вагонов, глазами выискивая нужный номер. Третьи торопливо искали по многочисленным карманам сумок спрятанные билеты.

Какая-то мамаша, волоча за руку розовощёкое пухлое чадо, едва не снесла Регину. Ещё и что-то буркнула, недовольная, что ей перегородили дорогу. В другой ситуации, она, наверное, непременно остановилась бы выяснить отношения, но сейчас слишком торопилась. Не прошло и десяти секунд, как их широкие спины затерялись в оживлённом людском потоке.

– Вот и где их носит? – снова взглянув на часы, покачала головой Фокс. Двадцать минут пятого. Вереница возле вагонов редела.

– Успокойся, – ободряюще приобнял её Генри. – Ещё есть время. Пять минут ждём и загружаемся. Дальше не наши проблемы.

Это и так были не их проблемы. Денис и Лукерья умотали куда-то час назад с мутной и неопределенной фразой, в которой чисто интуитивно угадывались слова: покурить и магазин. Судя по времени, магазин имелся в виду тот, что остался на Маяковской. Потому что не найти за такое время ни одного продуктового на Ярославском вокзале, ну… это надо постараться.

Основная беда заключалась в том, что все четыре выкупленных не так давно билета сейчас лежали в рюкзачке у Регины. Волей-неволей приходилось ждать опоздунов, потому что те понятия не имели какие места у них были. Только номер платформы и время отправления. И дальше не пройдешь, потому что тогда они друг друга потеряют. Оставалось торчать в хвосте, высматривая огненную шевелюру.

За прошедшие сутки взаимоотношения у них не то, чтобы наладились, но вырулили в нейтральную позицию. Регина с Генри вчера даже остались ночевать у новых знакомых. Причем инициатором стала Лукерья, резонно заметившая, что нет смысла разбегаться если завтра всё равно вместе тащиться сюда.

Более того, гостеприимная хозяйка была настолько любезна, что накормила их ужином. Тарелки и вилки при сервировке летали по столу, пущенные крученым пасом, а “ приятного аппетита ” прозвучало как “ садитесь, жрите ”, однако было сытно. И вкусно. И нисколько не обидно.

Лукерья, кажется, вообще не умела делать что-либо вежливо и без резких движений. Этакая ходячая иллюстрация к фразе: баба с придурью. Сложно сказать, защитная реакция это или последствия поехавшей психики выросшего без родителей ребёнка, однако при всей её грубости злиться и обижаться было почему-то невозможно.

Хотя бы потому что, несмотря на замечания в духе: “ надеюсь, не траванётесь, эти котлеты уже четвертый день в холодильнике лежат ”, Лукерья не успокоилась, пока не накормила их до такого состояния, что на еду хотелось смотреть с отвращением. И пускай она злобно рычала, снося углы коридора, что не нанималась работать горничной в собственном доме, когда еле передвигающиеся от переедания Регина и Генри переместились в гостиную их ждал разобранный и застеленный диван.

Так что сейчас было бы невежливо забить и уйти. Однако именно это хотелось сделать. Тем более что поезд уже дважды нервно дёрнулся, а молоденький долговязый проводник с редкими тараканьими усиками, дожидающийся сигнала у открытых дверей, размахивал руками подобно ветряной мельнице, привлекая их внимание и пытаясь понять, чего они стоят.

– Всё, пошли, – психанула Регина, понимая, что ещё две минуты и можно будет вообще не спешить.

Они успели пройти всего два или три состава вперед, когда их нагнали голоса бегущих позади Дениса и Лукерьи. До двенадцатого вагона все неслись уже молча, соревнуясь с медленно поползшим от перрона поездом. Правда ребята, путешествующие налегке, оказались шустрее и успели на ходу запрыгнуть на ступеньки, едва не сбив с ног обалдевшую от такого поворота событий тучную проводницу в летах.

После долгих нотаций, возмущения и дотошной проверки билетов, их пустили внутрь. С порога плацкарт окатил всех своим неубиваемым ароматом – смесью духоты, застоявшегося пота и той самой горячей курицы-гриль, томящейся в фольге. Пробираясь по узкому проходу, Регина всматривалась в номера коек, стараясь ни на кого не налететь и никого не задеть.