Изабелла Кроткова - Волшебное зеркало Тимеи

В моей груди стало горячо и больно. И я поняла, что сейчас что-то случится. Случится что-то очень важное, после чего всё либо вернётся назад, либо кончится навеки.

Я смотрела на маму, а перед глазами заискрились картинки – счастливый Вадим, родная мама, весёлый Виктор Никитич, уважительный Эдик… Темнота… и другие кадры… Резкий толчок Вадима, хамство охранника, равнодушие директора… Не хватало только одного кадра… Только одного.

«Мама!» – мысленно воззвала я к ней.

– Здравствуйте! – сказала мама чужим голосом, и я почувствовала, что молния на сапоге дёрнулась и застряла.

– Здравствуй, мама… – ответила я, приподнявшись, и в ужасе ощутила, как изнутри начала всходить всё та же тревожная, тяжёлая волна.

Мой дом не принимал меня. Он не хотел меня видеть. Моя мать не узнала меня.

Мама неловко улыбнулась и беспомощно посмотрела на месье Рене.

– А это и есть моя сестра Агнесса, – широко улыбнувшись, вдруг пояснил он ей, и я невольно ахнула.

Неожиданно нервы мои окончательно сдали.

– Мама! Мама! – истошно закричала я и бросилась к ней. – Это же я, Марина!

– Я предупреждал, что она больна… – покачал головой «брат». Мама грустно кивнула.

– Но, Ида Львовна! Это же… – подала робкий голос Клавдия Петровна, всё ещё стоя с пальто в руках.

– Ступай на кухню, Клаша, – резковато ответила мама, и тётя Клаша, сгорбившись, зашаркала из прихожей.

– Мама… – Я подошла ближе, чувствуя, что прошлая жизнь неудержимо ускользает от меня. – Мама!

Мама натянуто улыбнулась.

– Проходите, Агнесса. Ужинать будете?

– Сейчас она расскажет вам, что этот дом ей как будто знаком. Сумеет угадать обстановку и даже некоторые факты из вашей жизни, – предостерёг маму месье Рене.

– Как интересно! – оживилась та.

Я поняла, что проиграла по всем статьям. Он предусмотрел всё.

– Спасибо, я не хочу есть, – произнесла я, полностью раздавленная. – Где комната, где я смогу остаться одна?

– А со мной ты не хочешь поговорить, дорогая? – с дьявольской усмешкой вопросил Рене. – Неужели нам нечего обсудить после долгой разлуки?

Я промолчала.

– Пойдёмте наверх, я покажу вам вашу комнату, – радушно проворковала мама и прошла вперёд, источая такое знакомое, такое родное тепло.

Вскоре мы оказались в гостевой комнате на втором этаже.

– Оставьте нас, мадам! – попросил Рене, и мама понимающе кивнула.

Дверь за ней закрылась, и я осталась наедине с дирижёром-дьяволом.

Я прошла вглубь комнаты и села на стул возле окна. Месье Рене расположился напротив в уютном кресле.

– Ну, вот мы и вновь оказались лицом к лицу, Марина! – произнёс он. – Наконец-то ты будешь принадлежать только мне одному! Ведь у тебя не осталось выбора, не так ли? Даже родная мать не узнаёт тебя. И если ты не отправишься со мной, она попросту выгонит тебя из дома. Могла ли ты подумать о таком повороте судьбы, когда была так надменна и горда?

– Что вы сделали со мной? – спросила я обречённо.

Костлявым пальцем Рене указал на стоящий боком ко мне высокий шкаф с зеркалом на двери.

– Взгляни, и всё увидишь сама!

С трепетом в коленях я приподнялась со стула и подошла к зеркалу… Медленно повернула голову…

Из глубины тёмной поверхности зеркала на меня смотрела сморщенная старуха лет восьмидесяти, с редкими седыми волосами, узловатыми пальцами и морщинистым лицом, в котором с большим трудом угадывались какие-то черты.

Я содрогнулась.

– Нет, не может быть!!!

Черты старухи в зеркале исказились, и её рот прошуршал что-то.

«Нет, не может быть», – угадала я сквозь сковавшую меня жуть.

С ужасом вглядывалась я в какой-то заношенный наряд, который скрывал дряхлое тело старухи, в её спутанные космы, в её мутные глаза.

– И это – я?..

Рот женщины в зеркале снова шевельнулся, глаза раскрылись – она повторила мои движения.

– Вернись на место! – приказал дирижёр, и я послушно выполнила требование.

– Ты очень больно ранила меня, – покачал головой месье Рене, кажущийся теперь уже не таким старым и дряхлым, как моё собственное отражение в зеркале. – Ты уязвила моё достоинство. Ты не обратила внимания на мою любящую и страстную душу… Ты посмеялась надо мной… Скажи, ведь сейчас, в этом теле, ты точно так же любишь мать и жениха, ты испытываешь те же чувства к другим близким людям?

– Да, те же… – еле слышно прошептала я.

– Только теперь ты сможешь понять, каково это – любить, а в ответ получать лишь безразличие и насмешку…

Я кинулась в ноги к маэстро.

– Верните мне мою молодость! Я прошу, я умоляю вас! – закричала я исступлённо. – Я прошу у вас прощения, искренне прошу! Я теперь всё-всё понимаю!

Мне казалось, что стоит попросить прощения, как он погладит меня по несмышлёной голове и вернёт всё обратно.

Он действительно поднял длинную ладонь и провёл ею по моим волосам.

– О нет, дитя моё! Испытание не длится днями – оно исчисляется годами… Я тоже просил и умолял – и что же ты? Вспомни!

– Но я ведь не любила вас… – всхлипнула я, – и не люблю…

– Не любила… Потому что ты видела лишь старую невзрачную оболочку и не утруждала себя заглянуть в душу, которую она скрывает… А теперь у тебя будет много, много времени, чтобы хорошенько изучить её и полюбить.

– Но я люблю другого! – воскликнула я.

– Другого? Вадима? – Старик усмехнулся. – А его душу – ты знала? Нет, не тогда, когда он пресмыкался перед твоей красотой, не тогда, когда швырял лёгкими деньгами на подарки… А тогда, когда он швырнул тебя с порога своего ресторана как заблудшую собаку! Ты увидела его душу? А ведь это была ты! Та, которую он – вроде бы – любил! Видишь, как обманчиво бывает зрение, когда ты молода, здорова, красива и богата… И те же глаза, но в другой, нищей и старой оболочке видят всё совсем, совсем иначе. Но всё это лирика, моя дорогая. Я эгоистичен, как все мужчины – будь они молоды или стары… Главное, что я вижу тебя по-прежнему очаровательной и молодой! В моих глазах ничего не изменилось. Ты всё та же красавица, только более послушная и смиренная…

Холодный ужас сковал моё тело.

– Неужели никто, никто не видит меня той, прежней Мариной?! – в отчаянии вскричала я.

Месье Рене вновь покачал головой.

– Когда моё желание слишком велико, то волшебство, сотворённое под его влиянием, имеет довольно большую силу. И ты сама постаралась разогреть мою страсть до такой температуры, что противостоять этой силе теперь мало кто сможет. Основная масса будет видеть тебя такой, – сказал он. – Но в этом мире найдутся и те, кому моё волшебство не способно застлать глаза. Это те, кто любит тебя так сильно, что не замечает, в каком ты облике. Или люди с очень чистой и светлой душой, которые видят не глазами. Как ты понимаешь, их очень и очень мало. Настолько мало, что шанс встретить их на пути почти невероятен, если он вообще существует. Но даже если тебе повезёт, не обольщайся, что в первом увидевшем тебя юной и прекрасной ты найдёшь помощь. Есть и другая категория людей, которая тоже видит то, что есть на самом деле… Это я, например! И люди вроде меня, обладающие особым видением, также разбросанные по всему свету. Правда, их тоже очень и очень мало, и если тебе опять-таки встретятся таковые, то они будут на моей стороне. А отличить тех от других ты не сумеешь. Это не в твоих силах. И поэтому довериться не сможешь никому.