Натали Якобсон - Ангел рассвета

Он помедлил с ответом. Размышлял он или просто не хотел признаваться ей?

– Возможно.

– Обтекаемый ответ, – прокомментировала она и слегка улыбнулась, но только уголками губ, ее глаза остались задумчивыми, устремленными на тома в черно-золотых переплетах.

– Ты хочешь знать все, но во многое ли ты отважишься поверить?

Она посмотрела на него внимательно и долго.

– Хотелось бы знать все, – наконец призналась она. – Хотелось бы взглянуть в лицо правде.

– Тогда посмотри в зеркало, – пропищал какой-то тоненький голосок у нее над ухом. Слышал ли Нед? Она не заметила, чтобы он как-то отреагировал, значит, он просто не слышал. Или же эти голоса звучат только внутри ее сознания. Не удивительно, что у человека, который так болен физически, еще вдобавок ко всему и больное воображение. Только вот физически больной она себя почему-то не ощущала. Да, у нее случались припадки, близкие к эпилепсическим, но не было никакой немощи, никакого недомогания, высокой температуры, болей во всем теле или быстрой утомляемости, как это бывает у всех тяжело и неизлечимо больных. Она чувствовала себя прекрасно, пока не начинались припадки, а еще у нее были дурные сны, но не было ни мигрени, ни учащенного сердцебиения, ни давления, ничего, из того, что мешает человеку жить и дышать полной грудью. У нее только была больная кровь. В ее крови будто выли и бунтовали мириады частиц не успокаивающихся демонов.

– У правды может быть не то лицо, которое ты ожидаешь увидеть.

Ей почему-то показалось, что выражение Неда нельзя назвать метафорой. Она только удрученно покачала головой.

– Я сама не знаю, чего я ищу. Ты, вроде бы, научил меня всему и рассказал все обо всем мире и о том, что когда-либо существовало в нем, – она обвела быстрым взглядом всю громадную библиотеку, стеллажи и полки, громоздящиеся друг на друге, столько книг, что их сложно даже просто пересчитать, не то, что прочесть. Нужны миллионы лет, чтобы изучить в полной мере все те сведения, которые в них содержатся, но он, такой юный, растолковал ей все. – Все, – тихо повторила она, будто одно такое короткое слово не может всего этого выразить.

Звук слетел с ее губ и затих. В библиотеке повисла тишина. Не было больше тихого шелеста страниц и шепота. Наверное, все это ей только показалось. В таком пыльном, загроможденном и тесном помещении, как это, всякое может показаться. Но Нед только покачал головой.

– Далеко не все, – вдруг проговорил он с какой-то особой интонацией.

Она не поняла, о чем он говорит.

– Если хочешь что-то сказать, скажи сейчас, – предложила она. Ей больше по душе была прямолинейность, никаких сравнений, никаких метафор, никакой хитрости, но в Неде ее и не было. Он просто давно силился ей о чем-то сказать, но почему-то не мог. Она ощущала это также четко и неуловимо, как ощущаешь кожей колебание ветерка.

– Знаешь, есть вещи, в которые сложно поверить, – он сам теперь обратил задумчивый взор к темным книгам на полках. Николь могла рассмотреть его точеный профиль и тень от ресниц на щеке. Бледные губы почти не двигались, но речь лилась, будто сама по себе. Ох, уж эта его манера говорить. Кажется, он и не говорит вообще, а слова звучат, и глубокий приятный тембр его голоса не перепутаешь ни с каким другим. Никто больше не может говорить так нежно и успокаивающе, как он. Никто больше не обладает такими обширными познаниями во всех областях наук и искусства. И никто больше не старается казаться таким таинственным. Зачем он вообще умалчивает о чем-то, если все может рассказать.

– Тебе лучше будет прочесть обо всем этом самой однажды…

– Ты боишься, что на слово я тебе не поверю? – она спросила почти с вызовом, но он только покачал головой.

– Есть то, о чем лучше узнавать самой… наедине…

– О боже, ты имеешь в виду мастурбацию? – Николь вскочила и хотела идти. Издевательское замечание сорвалось само собой. Она не любила, когда с ней играют. Даже больше, она никому этого не прощала. Не простила бы и ему.

– Стой! – его рука удержала ее тогда, когда она уже находилась от него вне досягаемости, и все-таки тонкие сильные пальцы впились в ее запястье. Он не мог поймать ее на таком расстоянии от себя, у него же не бесконечно длинные руки, но он все же это сделал. Она нехотя повернулась назад.

– Не злись, Николь, – его голос был как всегда спокоен, – я не это имел в виду. Сядь! Я же говорил, что не знаю, как объяснить некоторые вещи. Я не хочу становиться твоим врагом из-за какого-либо недоразумения. Еще слишком рано.

Она послушно опустилась на край софы и окинула его подозрительным взглядом. Руки как руки, исходящие от широких плеч, но вполне пропорциональные. Она до сих пор недоумевала, как он мог поймать ее, когда она находилась от него уже в нескольких шагах. Он не встал и не побежал за ней, но он успел схватить ее по дороге. Николь сокрушенно покачала головой. Да, пальцы у него длинные, слишком длинные и такие тонкие, кольца и перстни, которые он носит, лишь слегка скрадывают ощущение полной нечеловечности этих рук. Вряд ли даже у музыкантов или прядильщиц бывают такие тонкие пальцы, и в то же время они невероятно сильны. Николь продолжала изучать их взглядом. Уродство ли это, то, что они так вытянуты? Но разве можно назвать уродством то, что выглядит красиво. Ей было приятно, когда эти пальцы коснулись ее лица, нежно отвели непокорный локон. Потом Нед слегка помассировал ей плечи, будто старался успокоить испуганного ребенка.

– Не обижайся на меня. Если я сказал что-то плохое, то это не со зла. Я просто не знаю, как еще воздавать почести такому божеству, как ты, если не льстивыми речами.

Он попытался рассмешить ее, но это не удалось. Николь отстранила его руки, гладившие ее по плечам. Прикосновение было приятным и в то же время мучительным.

– Просто скажи все, что я хочу узнать.

– О твоих ночных кошмарах?

– Да, – она кивнула, хотя спрашивала не только о них, но по сути все, о чем она размышляла, было кошмаром, только потому, что являлось ненормальным. Духи, сны, видения – это ведь все уже достаточно сильное отклонение от нормы, чтобы ужаснуться ему.

Нед только взял ее за руку и подвел к уже знакомым стеллажам.

– Вот, я никому ее еще не показывал, – он сказал это так, будто все остальное здесь всем было доступно. Николь почему-то казалось, что этот дальний уголок остается либо запрещенным, либо невидимым для всех. Ну, вот опять разыгралась фантазия, правда, этой книги она здесь раньше не замечала. Тонкие пальцы Неда скользнули по золотым пластинкам сложного убора. Это же настоящее золото. Драгоценный оклад старинной книги.

– Да, прикоснись, она настоящая, – Нед будто прочел ее мысли.

– Некрономикон, – усмехнулась она. Только легендарная книга мертвых могла бы содержаться в таком обрамлении, но Нед серьезно отнесся к очередной шутке.