Андрей Уланов - Эльфы и их хобби (сборник)

И Серговский его понял.

…Великий день, когда все работы были полностью завершены, настал. Готовую книгу водрузили на небольшой постамент, раскрыв на последней странице. Серговский встал рядом, за его спиной столпились все его воины, а мастера приготовились внимать его слову.

– Леди Дэамор просит поставить подписи всех мастеров, участвовавших в создании этой книги, – Серговский говорил и будто слышал свой голос со стороны – чужой, далекий, равнодушный. – Я приложу печать, и работу можно будет считать завершенной.

Один за другим мастера торжественно подходили к книге, трепетно целовали край листа по старому обычаю. После обмакивали перо в чернила и выводили свои инициалы безупречным каллиграфическим шрифтом.

Завершал процессию Марик.

– Наверное, часы Эльфограда в первый раз ошиблись, – неожиданно произнес он. – Первый раз они выбрали не того.

– Прошу, – Серговский протянул ему перо.

– Хорошо, – на губах Марика заиграла холодная, презрительная улыбка. – Я подпишу, не беспокойся, воин.

Юный мастер взял перо и залихватски расписался.

Вот и все, приказание исполнено. Пора собираться в дорогу – возвращаться в лагерь.

Серговский осторожно поднял книгу и вдруг сильно прижал ее к груди.

Нет большего позора, чем ослушаться своего командира. Как человек военный, Серговский отлично это понимал. Как понимал, что тайна эльфоградских часов вернет леди Дэамор ее прежнее положение при дворе. Шутка ли – распоряжаться самим временем! Император достойно наградит за такой подарок.

– Вы не хотите сказать что-либо на прощание? – неожиданно обратился к нему Смотритель.

Серговский подавил судорожный вздох.

– Огня! – хрипло выкрикнул он.

…Собравшись полукругом, мастера стояли и смотрели, как листы великолепной, диковинной книги превращаются в груду пепла, как начинает плавиться чудесный переплет…

– Вы приняли правильное решение, – рядом оказался Марик. Его глаза смотрели непривычно тепло, понимающе.

– Не уверен, что это решение понравится нашему главнокомандующему, – невесело усмехнулся Серговский.

– Не беспокойтесь об этом, – сказал Смотритель, услыхавший эти слова, – она не причинит вам вреда, я уверен… – и добавил загадочно:

– Око за око, зуб за зуб.

– Не понимаю…

– Леди Дэамор получила от меня маленький подарок, – пояснил Смотритель. – Книгу, пролистать которую можно только раз в жизни.

– Она умрет? – изумился Серговский.

– Потеряет память, – спокойно проговорил Смотритель. – Простите, но у нас не было другого выхода.

Марик мрачно кивнул. Внезапно его взгляд, непривычно долгий, вновь обратился к поручику…

Серговский больше не сомневался.

– Но одну тайну я все-таки разгадал сам, – произнес он, рывком приблизился к юному мастеру и, взяв за руку, прикоснулся губами к нежным, девичьим пальцам.

– Я хотел бы остаться здесь, – ровным голосом произнес Серговский, – и жениться на вашей внучке…

– На сестре, – улыбаясь, поправил Смотритель под веселый гомон остальных. – Ее зовут Марика. Ты можешь остаться у нас и вместе с нею охранять тайну Золотой Петли. Я назначаю тебя новым ратушником.

Марика озорно улыбнулась, рассеивая последние сомнения.

– Но зачем был этот маскарад? – Серговский позволил себе пылкий и нежный взгляд в сторону девушки.

– Чтобы уберечься от пыток, – посуровел Смотритель. – Леди Дэамор не церемонилась бы с женщиной…

Поручик хмуро кивнул.

– Постойте, – неожиданно вспомнил он. – Но как вы раздобыли императорскую грамоту, позволяющую охранить вход в тайное хранилище от непрошенных гостей?

– Император сам даст нам такую грамоту, – Смотритель хитро переглянулся с сестрой. – Вернее, сын Императора, через тридцать один год. Видите ли, еще никто из тех, кто требовал предъявления грамоты, не смотрел на проставленную дату.

Серговский растеряно кивнул.

– Да, еще одно… Я всего лишь на десять лет старше Марики. Сестра предупреждала меня, что бы я не ходил в будущее так часто, и оказалась права – я безнадежно постарел. Надеюсь, вы не совершите такой ошибки, и будете использовать часы только в самом важном случае…

Когда в часах вновь перестанет сыпаться золотой песок.

– Именно пестрая?

– Именно что, господин лекарь, именно что… Уши рваные, шерсть встопорщена… Сидит при двери и никого не впускает… скалится так, что – ей-ей, еще шаг кто сделает, тому горло вмиг и вырвет… А глаза-то, глаза – дьявольским, спаси Господи, огнем горят!

– И что ж после? – снова спросил Амелиус Троттенхаймер, придерживая запястье больного: большой палец поверх жилки, что судорожно частила, стараясь угнаться за ускользающей жизнью. А уж в том, что жизнь господина Гуго Хертцмиля, управляющего барона фон Вассерберга и благодетеля добрых бюргеров Остенвальде, Альтены и прочих окрестных городков, вытекает из него и скоро вытечет вся – в том Амелиус Троттенхаймер, пожалуй что, и не сомневался: горячая влажная кожа, мутный взгляд, спутанные волосы и затрудненное дыхание достаточно говорили господину лекарю о ближайших последствиях хвори.

Гуго Хертцмиль умирал, и поделать с тем нельзя было ничего.

Ну, почти ничего…

Хотя, по совести сказать, господин лекарь готовился прибегнуть к некоему известному ему сильнодействующему средству отнюдь без желания и лишь принимая в расчет, что смерть доброго господина Гуго, наверное, принесет немало невзгод и ему, Амелиусу Троттенхаймеру…

Господин управляющий меж тем открыл было рот, чтобы заговорить вновь, но сумел исторгнуть из глотки лишь хрипы да кашель с мокротой, раз за разом взмахивая руками и то преломляясь в поясе, то откидываясь на подушки, набитые гусиным пером. Старая Герда, что дремала тут же, под окошком, прикрытым от вредоносных сквозняков ставнями, всполошилась и принялась поить господина Хертцмиля водой с добавленным в нее – от гнилостных эманаций, как выразился господин лекарь, – винцом. Амелиус же, поспешив выпустить запястье больного, дабы не мешать старухе, решительно глотнул из кубка, в коем ему сразу же по приходу поднесли горячего вина – в его случае не разведенного и со специями.

Вино, впрочем, успело остыть, да и специи скорее горчили, нежели благоухали – господин управитель оставался все же знатным скрягой. Даже на одре болезни.

Наконец откашлявшись и дыша теперь хрипло и прерывисто, господин Хертцмиль продолжил, привалившись к заботливо подоткнутым под спину подушкам: