Ник Перумов - Молодой маг Хедин

Хотя если смотреть на всё случившееся холодным и рассудочным взглядом Бога Равновесия, обязанного прятать свои страсти в самый дальний и тёмный угол (хотя у меня это всегда получалось откровенно плохо) – то в конце концов, как сказал бы Мерлин, «всё обернулось к вящей славе Творца». Каждый исполнил свою роль. Ракот восстал; я не пришёл ему на помощь, но и не присоединился к моему Поколению, что неудачно пыталось преградить ему путь; я начал создавать Ночную Империю; и в конечном итоге всё кончилось именно так, как кончилось.

К добру или к худу – не мне решать.

В тот наш разговор с Ракотом он говорил много и горячо. Смелость всегда права, восклицал он. Смерть Поколения – величайшее зло, наш долг – восстать против обречённости, против предначертанности нашей участи. Люди и другие существа смирились с конечностью собственного бытия – но мы, Истинные Маги, не смиримся!

Говорил он и множество других вещей, подобных записанному Старым Хрофтом. И он звал меня присоединиться к нему.

– Ты станешь моей правой рукой, Хедин.

– Ты издеваешься. С какой это радости? Я – и «правая рука»?!

– Потому что Повелитель Тьмы – это я, и другого быть не может! Понятно?

– Нет, не понятно! – огрызнулся я. – Смотри, на тебя при таких делах точно ополчится всё Поколение, и отнюдь не потому, что Молодые Боги будут гнать их всех в бой.

– Если я не боюсь самого Ямерта, то уж его собачонку Мерлина не испугаюсь и подавно! Как и всё Поколение! Ты ещё не видел моих крепостей, не видел мои армии!

– Армии уже выступали против Молодых Богов и не преуспели, насколько я знаю. А предводительствовали ими отнюдь не трусы!

– Одной храбрости мало, чтобы победить. Нужно ещё и умение, нужна и власть над одной из первородный сущностей!

– Всё равно, Ракот. Ты не можешь властвовать над нами. И твоей правой рукой я не стану никогда! И левой тоже!

– Это твоё последнее слово?! – зло сощурился он.

– Нет! – так же зло бросил я. После чего произнёс, наверное, самую патетическую из своих речей, такую, что даже сейчас вспоминать стыдно. К сожалению, там в основном звучало «я не потерплю» и «я не позволю». С небольшими добавлениями, что, мол, только глупцы стараются пробить стену головой, а мой названый брат задумал именно это.

– Можешь предложить что-нибудь получше?!

Я не мог. Собственно говоря, до самого краха Ночной Империи я ещё толком не знал, что же надлежит сделать с этой самой «стеной» и надо ли что-то делать вообще. Познавать Тьму я хотел уже тогда, да; но вот куда направить это самое «познание» – ещё не знал толком.

Старый Хрофт может уверять всех сколько угодно, что это он «направил меня на путь» борьбы с Молодыми Богами. Это… не так, хотя с первого взгляда, пожалуй, кажется, что прав именно Хрофт.

Ракот ушёл тогда, хлопнув дверью, так, что она обратилась в труху. Альвийка Лиайя возникла на пороге, словно из ниоткуда.

– Мой господин опечален? Его расстроили слова гневного Владыки Тьмы?

По имени она называла меня только в постели.

– Несколько, – я погладил льющиеся тёмной рекой волосы.

– Я знаю способ, – шепнули мне её губы, приближаясь к самому уху, – способ прогнать печаль, древний, как сама жизнь.

На этом, пожалуй, я закончу.

И лишний раз задам себе вопрос, каким именно – в деталях! – способом Ракот сумел создать заклятие вызова Неназываемого. Несмотря на все наши усилия и поневоле путанные объяснения моего порывистого брата, мы до сих пор лишь сдерживали чудовище, не в силах исторгнуть его из Упорядоченного раз и навсегда.)

Упорядоченное вскипело невиданной войною. Старый Хрофт повидал на своём веку немало битв и сражений – в том числе и после того, как обосновался в Восточном Хьёрварде; но эта не шла ни в какое сравнение ни с чем, даже с прославленной Боргильдовой.

Тогда кровь лилась лишь на одном поле, пусть и громадном; сейчас сражения гремели в десятках миров разом. Тёмная Цитадель Ракота, стянув на себя чудовищную мощь Кипящего Котла, извергала кажущиеся неисчислимыми сонмы самых причудливых и жутких созданий. Страшилища Ётунхейма и царства Хель показались бы милыми и забавными щенками в сравнении с ними.

Но в армиях Ракота шли и люди – во множестве. Как раз из тех, затянутых Тьмой миров. Отец Дружин не знал, открыл ли восставший маг им небеса, дал ли насладиться голубизной глубокого свода, или же всё там вновь вернулось на круги своя; но, вырвавшись из глубинных областей Упорядоченного, тёмные армии наступали дерзко и уверенно, занимая мир за миром, где уже давно вполне благонамеренно почитали Молодых Богов.

Так, наверное, смогли бы наступать ётуны, если бы не асы и, в особенности, Тор. Отец Дружин держался от сражений подальше – в конце концов, ученичество Хедина у него отнюдь не закончилось, ещё находилось чем поделиться с талантливым магом. Хотя видно было, что ему совсем не до тайн рунной магии…

Отец Дружин старался не покидать Хьёрвард, не рыскал по тем мирам, где гремели сражения. Настал поистине роковой момент – Молодые Боги должны убедиться, что Древний Бог ничего не замышляет, что он отнюдь не рвётся встать на сторону Ракота, что «зло в нём поистине побеждено».

Что он и впрямь сделался «милым», как брякнула тогда Ялини.

Поэтому, как бы ни хотелось ринуться в схватку, Старый Хрофт терпел, запрещая себе даже «одним глазом взглянуть», как разворачивается война.

Однако слухи доходили. Многие магические существа, способные странствовать по Межреальности, бежали от грохочущих битв; для иных имя бога О́дина продолжало кое-что значить.

Так они с Хедином узнали, что Ракот – моментально прозванный Узурпатором, явно по указке Ямерта, – уже захватил множество миров, в том числе и таких, где «силы особенно много», как выражались рассказчики, не знакомые с высшими магическими премудростями. Сперва сопротивлялись ему только местные племена и правители, и было отчего – выращенные в тенетах тьмы твари Ракота желали жрать, и желали жрать человечину. Шла с Восставшим и нелюдь, тоже в немалом числе, там мстили за былые поражения, за бегство в нижние миры, за утерянные угодья – люди не церемонились с теми, кто считал поджаренного на угольях человеческого младенца изысканным лакомством.

Наверное, тут наступлению Узурпатора и пришёл бы конец; однако Владыка Тьмы оказался хитрее.

Он прекратил бесчинства своих ратей. Рассказывали, что он самолично разгонял отряды, запятнавшие себя кровавыми оргиями, лишая их чести сражаться под своим знаменем; и не препятствовал разъярённым жителям подвергшихся вторжению миров отомстить сполна за случившееся.