Шаши Мартынова - Вас пригласили

– Когда приходит ответ на приглашение, мирозданье наблюдает вспышку смысла. – Слова падали по одному и, казалось, разлетались на мириады стеклянных брызг. – Меда Ирма, дочь Трора, ваше место здесь. – Герцог указал мне на пятое по счету кресло справа от себя.

Я словно примерзла к полу. Мысли беззвучно рассыпались и раскатились по углам, я позабыла дышать, а воздух горячо зазвенел. Герцог не отрываясь смотрел мне в глаза. Но вот чья-то рука тихонько подтолкнула меня в спину.

– Иди же! – Переливчатый шепот сделал за меня вдох и выдох. Не чуя под собой ног, я сделала пару шагов к пятому креслу, с оглушительным скрежетом отодвинула его, упала между подлокотников, и безмолвное внимание обступивших стол знакомых незнакомцев затянуло меня водоворотом.

– Последние слова вслух сказаны.

Один краткий жест Герцога – и все ученики молча заняли свои места за столом. Пять женщин справа от Герцога и четверо мужчин – слева. Слуги подступили в молчании и стали наполнять тарелки снедью. Все принялись ужинать – без всякой спешки, обмениваясь лишь улыбками, взглядами и короткими жестами.

Что тут вообще происходит? Над праздничной трапезой висела почти храмовая тишина: постукивало столовое серебро, звякали бокалы да шелестели рукава. Я растерянно озиралась, и кусок не то что не лез мне в горло – я не могла даже взять в руку вилку! Остальные же, напротив, самозабвенно вкушали, наслаждаясь яствами и обществом друг друга.

С неслышным шелестом сыпался песок в пасао на камине – и ничто больше не нарушало живой шевелящейся тишины. Мне становилось все более не по себе, но мои соседи по столу, похоже, не обращали на мое беспокойство никакого внимания. Фраза Герцога о «последних словах вслух» запечатала мне уста, но когда не стало сил терпеть, я отважилась тихонько подергать за рукав сидевшую рядом со мной Ануджну:

– Меда Ануджна, что происходит?

Я задала этот вопрос едва слышным шепотом, но показалось, будто прокричала его в аэнао [18] Аэнао ( ферн. ) – небольшая храмовая постройка, как правило – башня с колокольней. в разгар службы. Все немедленно замерли и уставились на меня. Все мои мысли, как рыбы в первую ледяную ночь, вмерзли в окостеневшую воду обратившихся на меня взоров, и в этой неподвижности я услышала мягкий, но внятный голос Герцога: «Другого легче всего услышать в тишине. Мы разговариваем молча. Пробуйте» .

Я непонимающе перевела взгляд на медара Эгана. Не прерывая трапезы, он смотрел мне прямо в глаза. И я снова услышала… вернее – увидела картинку, нарисованную его голосом: ребенок, девочка, в которой я с изумлением узнала себя, стоит среди поля по грудь в траве, прикрыв глаза, и сосредоточенно ловит звоны кузнечиков. За картинкой последовали слова: « Как – не существенно. Просто попробуйте» . У меня не получится! Я не верю… «Ваше неверие значения не имеет. Достаточно того, что верят в вас » , – прозвучало в ответ.

Оставалось лишь разрешить себе на время сойти с ума и допустить хотя бы в фантазии своей, что можно слышать чужие мысли. Заглушить недоверчивое хмыканье рассудка мне вдруг помогли приглушенные, неясные голоса: словно ко мне навстречу через густой лес шла дружеская компания, пытаясь меня разглядеть за деревьями, окликая, призывая. Как масло и вода, мир расслоился на видимое и неслышимое. Бессловесные губы, неподвижные взгляды, глазастые стены в зеркалах, серебро, стекло. А за деревьями – небо, в листве – птицы, и они говорят. Со мной. Что. Они. Говорят? «Пустое, Ирма, пустое. Поешь, просто поешь» .

Я молниеносно поворачиваюсь на этот голос. Это звон над голосами ищущих меня. Это птица над моей головой.

Райва улыбается, размыкает губы, вдыхает и выдыхает – «Ир-ма» . – « Я слышу!» И меж стволов появляются они, выпархивают на прогалину, бегут ко мне, размахивая руками: «Вот!» – «Нашлась!» – «С нами!»

Вот так, наверное, и сходят с ума. Я думала взахлеб, рассыпая веером слова вокруг себя, раздавая их всем вокруг: «Спасибо! Это невероятно… Невозможно… Так просто! … » Было сладко и хмельно, как вино никогда не пьянило. Я все смелее говорила им – всем разом и каждому по очереди – какие-то милые глупости, и они охотно откликались, беззвучно смеясь, подбадривая и направляя мое хрупкое несмелое внимание. Как учиться плавать, как играть в жмурки, как есть вслепую.

Пир продолжался. И не странно уже было не слышать болтовни и здравиц: любой мог обратиться ко всем сразу, лишь стоило этого пожелать.

Мы просто были вместе – все и разом, и каждый с каждым в отдельности, и не достанет мне слов описать эту совместность. Герцог острил и насмешничал, но его шутки более не ранили меня – я наслаждалась ими, как редким терпким вином. Мужчины балагурили наперебой, веселя дам, а те не прятали широких улыбок за платками, то и дело вскипали шумным смехом, размахивали руками, запрокидывали головы и обнажали зубы, нимало не заботясь о светскости манер, о правилах хорошего тона, которыми я все еще, по старой памяти, давилась, как сухими хлебными крошками.

На сладкое подали великолепный ванильный шербет, и тут, к моему невольному ужасу, началось нечто совсем уж невообразимое: Лидан зачерпнул полную ложку этого десерта и протянул ее через весь стол Ануджне, попутно чуть не опрокинув пару бутылей, а та, прикрыв глаза и совершенно непристойно улыбаясь, приняла подношение пухлыми губами.

Ошалела я, видимо, настолько картинно, что вызвала у всех неописуемый восторг. Разумеется, меня тут же удостоили той же чести. Из чьих рук, Рид Милосердный, можно было смело предположить – Шальмо! Чего мне стоило сохранить хладнокровие, соблюсти лицо, открывая рот навстречу неизбежному, не стану рассказывать, но попытка невзначай вымазать мне щеки и капнуть на платье была мною виртуозно пресечена – к немалой потехе наблюдателей.

Когда убрали последние тарелки, Герцог поднялся из-за стола и все в той же оживленной тишине сделал знак Сугэну и Эсти. Оба удалились в дальний угол залы и немного погодя вернулись, неся необычайных размеров шарну [19] Шарна – ударный фернский инструмент наподобие бубна. и какой-то неведомый инструмент, напоминавший удлиненную арфу. «Это дизир [20] Дизир – старинный струнный инструмент дерри, более не изготавливается. , драгоценная меда Ирма» , – просвистел голос Анбе. «Благодарю вас, мой друг, да простится мне моя непросвещенность» , – слетел мой застенчивый ответ. «Да и тикк с нею» , – прилетело встречно.

Слуги поставили музыкантам высокие стулья. Сугэн пристроил шарну на колене, Эсти уселась боком к нам, уперев дизир в пол. Глаза у обоих закрылись, и над ними словно возник купол тишины настолько глубокой, что все звуки и мысли, витавшие еще вздох назад в янтарном трепете свечей, завихрились воронкой, влились в эту круглую полость – и растворились в ней без остатка. Все мы, без мига слушатели, разом прекратили думать .