Джоан Кэтлин Роулинг - Гарри Поттер. Полная коллекция

Возможно, из-за жизни в темном чулане Гарри был маловат и щупловат для своего возраста. А выглядел еще мельче и худее, поскольку всегда донашивал старую одежду за Дудли, большим и толстым, крупнее Гарри раза в четыре. У Гарри было худое лицо, острые коленки, черные волосы и ярко-зеленые глаза. Он носил круглые очки, перемотанные посередине скотчем – оправа часто ломалась, потому что Дудли то и дело бил Гарри по носу. В собственной внешности Гарри нравился один лишь тонкий шрам на лбу – в виде зигзага молнии. Шрам у него был, сколько он себя помнил, и, едва научившись говорить, Гарри первым делом спросил тетю Петунию, откуда тот взялся.

– Это из-за аварии, в которой погибли твои родители, – ответила тетя Петуния. – И не задавай дурацких вопросов.

Не задавай дурацких вопросов – первое правило спокойной жизни дома Дурслеев.

Дядя Вернон вошел в кухню, когда Гарри переворачивал бекон. – Причешись! – рявкнул дядя вместо утреннего приветствия.

Примерно раз в неделю дядя Вернон взглядывал на Гарри поверх газеты и кричал, что мальчишке надо подстричься. Гарри стригли, наверное, чаще, чем всех остальных мальчиков в классе, вместе взятых, но толку не было никакого, ибо так у него росли волосы – во все стороны.

Когда на кухню в сопровождении мамы явился Дудли, Гарри уже бросил на сковородку яйца. Дудли был очень похож на дядю Вернона: такое же крупное розовое лицо, отсутствие шеи, те же водянистые голубые глазки и густые светлые волосы, ровной шапкой облеплявшие большую толстую голову. Тетя Петуния называла Дудли ангелочком – Гарри звал его «шпиг надел парик».

Гарри расставил тарелки с яичницей, что оказалось непросто; на столе почти не было места. Дудли тем временем подсчитал подарки. Лицо его помрачнело.

– Тридцать шесть, – сказал он, поглядев на родителей. – На два меньше, чем в прошлом году.

– Котинька, ты забыл посчитать подарочек от тети Марджи, видишь, вот он, под большой коробочкой от мамули с папулей.

– Ну хорошо, тридцать семь. – Дудли побагровел.

Сообразив, что грядет истерика, Гарри стал торопливо глотать бекон, а то как бы Дудли не перевернул стол.

Тетя Петуния, очевидно, тоже почуяла опасность и затараторила: – И мы купим тебе еще два подарка, когда пойдем гулять, да? Как тебе такое, пончик? Еще два подарочка. Хорошо?

Дудли задумался. Что для него явно было непросто. И наконец медленно выговорил:

– Так что у меня будет тридцать… тридцать…

– Тридцать девять, конфеточка, – подсказала тетя Петуния.

– Ага. – Дудли плюхнулся на стул и схватил ближайший сверток. – Тогда ладно.

Дядя Вернон одобрительно хмыкнул:

– Медвежоночек знает себе цену – весь в папу. Молодчина, Дудли! – и взъерошил сыну волосы.

Зазвонил телефон. Тетя Петуния пошла ответить, а Гарри и дядя Вернон наблюдали, как Дудли распаковывает гоночный велосипед, видеокамеру, самолет с дистанционным управлением, шестнадцать новых компьютерных игр и видеомагнитофон. Он уже срывал обертку с золотых наручных часов, когда вернулась тетя Петуния, сердитая и озабоченная.

– Плохие новости, Вернон, – объявила она. – Миссис Фигг сломала ногу и не сможет с ним посидеть. – Тетя Петуния мотнула головой в сторону Гарри.

Дудли в ужасе разинул рот, зато сердце Гарри всколыхнулось от радости. Каждый год в день рождения родители устраивали Дудли праздник – брали его с кем-нибудь из друзей на аттракционы в парк, кормили гамбургерами или водили в кино. А Гарри на это время сдавали миссис Фигг, чокнутой бабке, которая жила через две улицы. Гарри терпеть не мог с ней оставаться. Там в доме воняло капустой, и она заставляла Гарри рассматривать фотографии кошек, которых за долгую жизнь у нее перебывало великое множество.

– И как быть? – Тетя Петуния возмущенно посмотрела на Гарри, словно все это было его рук дело. Тот понимал, что должен бы посочувствовать миссис Фигг, да только не мог себя заставить: ведь теперь впереди еще целый год без Снежинки, Пуфика, дяди Лапки и Хохлика!

– Давай позвоним Марджи, – предложил дядя Вернон.

– Не говори глупостей, Вернон, сам знаешь – она ненавидит мальчишку.

Дядя с тетей часто говорили о Гарри в его присутствии так, будто его нет рядом; точнее, так, будто он – какой-то мерзкий слизняк и не в состоянии их понять.

– А эта, как бишь ее, твоя подруга… Ивонна?

– В отпуске на Майорке, – отрезала тетя Петуния.

– Оставьте меня дома, – с надеждой предложил Гарри (он в кои-то веки сможет посмотреть по телевизору что захочется или даже поиграть на компьютере Дудли).

Тетя Петуния скривилась, точно разжевала лимон.

– Чтобы потом вернуться к руинам? – проворчала она.

– Я не взорву дом, – сказал Гарри, но его не слушали.

– Давай возьмем его в зоопарк… – медленно заговорила тетя Петуния, – …и оставим в машине…

– Машина, между прочим, новая, я его там одного не оставлю…

Дудли громко зарыдал. Не по-настоящему, конечно, – он сто лет не плакал по-настоящему, – но знал, что, если как следует скривиться и завыть, мама сделает для него что угодно.

– Динки-дуди-дум, не плачь, мамочка не позволит ему испортить тебе праздник! – воскликнула тетя Петуния, обвивая руками шею сына.

– Я… не… хочу… чтоб… он… шел… с… нами! – голосил Дудли между притворными всхлипами. – Он в-вечно в-все портит! – И Дудли злорадно ухмыльнулся Гарри из-под маминых рук.

Тут раздался звонок в дверь.

– Боже мой, уже пришли! – в отчаянии вскрикнула тетя Петуния – и на пороге возник лучший друг Дудли, Пирс Полкисс, с мамой. Тщедушный, с крысиным лицом, Пирс обычно выкручивал руки тем, кому Дудли собирался вмазать.

Дудли сразу перестал плакать.

Через полчаса Гарри, не веря своему счастью, впервые в жизни ехал в зоопарк – рядом с Дудли и Пирсом, на заднем сиденье. Дядя с тетей так и не придумали, куда бы его сплавить, но перед отъездом из дома дядя Вернон отвел его в сторонку и прошипел, приблизив к нему огромное багровое лицо:

– Предупреждаю, парень: один фокус, одна-единственная твоя штучка – и ты не выйдешь из чулана до Рождества.

– Да я ничего и не собирался, – сказал Гарри, – честно…

Но дядя Вернон ему не поверил. Никто ему не верил, никогда.

Беда в том, что с Гарри часто происходило странное и убеждать Дурслеев, будто он тут ни при чем, было бесполезно.

Однажды, например, тетя Петуния, возмутившись, что Гарри опять вернулся из парикмахерской «будто не стригся вовсе», обкорнала его кухонными ножницами почти налысо и оставила только челку, «чтобы прикрыть этот гадкий шрам». Дудли чуть не лопнул от смеха, а Гарри всю ночь не спал – представлял, как завтра пойдет в школу, где его и так дразнили за мешковатую одежду и склеенные очки. Однако утром обнаружилось, что волосы снова отросли, будто их никто и не стриг, и Гарри на неделю упрятали в чулан, хоть он и пытался объяснить, что не может объяснить, как они отросли так быстро.