Натали Якобсон - Поэт и Клодия

Синеватый призрачный свет пропал. Пламя свечи выровнялось и обрело кроваво-оранжевый цвет. Теплое сияние выхватило из темноты стол и тени, пляшущие на небольшом участке стены. Если кто-то и был рядом, то он остался в темноте, пятно света его не коснулось.

Золоченая резьба на двери тоже тускло мерцала. Клодии казалось, что дверь в этот миг служит всего лишь тонкой перегородкой между двумя мирами. Стоит повернуть назад и сколько не нажимай на резную ручку дверь не откроется, сколько ни зови на помощь, а твоих криков никто не услышит. Заслон непроницаем для звуков, нерушим для ударов. Остается один путь вперед, но если избрать его, то можно уже никогда не вернуться. Исполненная какой-то странной решимостью Клодия двинулась поближе к пяточку мягкого, теплого сияние. Оранжевый луч был слишком скуден, чтобы развеять мрак, но он позволял разглядеть какие-то странные предметы, которых раньше не было на письменном столе. Уходя, Клодия оставила на столешнице только несессер для письменных принадлежностей и стопку чистых страниц, но теперь они куда-то пропали. Прямо под косо падающим сверху лучом на столе лежал длинный, как развернутый свиток лист бумаги. Еще один шаг вперед. Шурша оборками длинной накидки Клодия приблизилась к столу. Нет, это не бумага, это пергамент. При ближайшем рассмотрении становилось заметно, что тонкая хорошо выделанная кожа исписана густыми черными чернилами и только несколько слов в конце свитка выделены красным. Что это за язык? Клодия никогда не видела таких странных букв и символов. Она не смогла бы понять ни слова из договора, но почему-то была уверенна, что в этот причудливом, не читаемом тексте сокрыты все параграфы ее судьбы. Договор? Откуда такая внезапная и твердая уверенность, что это договор, а не просто ничего не значащий текст?

На столешнице из красного дерева развернутый свиток выглядел зловеще. Нежная, гладкая текстура пергамента почему то напомнила Клодии о новорожденных в колыбели, а черные символы бежавшие поперек листа, как будто сообщали «помни о смерти, и о том, что кроме смерти есть еще один тайный путь». Пройдет еще пара секунд и ей все станет понятно. Уверенность в том, что ближе к полуночи к ней придет озарение и она сможет прочесть всю тайнопись стала почти непоколебимой. Клодия инстинктивно вытянула руку вперед еще прежде чем поняла за чем тянуться ее пальцы. Кроме свитка на столе поблескивали ловя блики от свечи еще два предмета, медная чернильница на гнутых ножках, которая казалось вот-вот сама начнет ползать взад-вперед по столу, нервно выжидая момент, когда ею воспользуются и перо. Железное перо! Клодия никогда еще не видела таких перьев, отлитые целиком из прочного железа и с заостренным, заточенным, как лезвие концов. В чернильнице поблескивала какая-то густая багряная жижа, а на кончик пера страшно было смотреть, казалось, он предназначен специально для того, чтобы прокалывать кожу до крови и писать, писать, писать свои инициалы до тех пор кровь под давление железа вытекшая из вены не будет перенесена на чистый лист.

Клодия не хотела прикасаться к перу, но пальцы сами тянулись к нему. Ладонь, как будто стала отдельным от нее существом, которое уже не слушалось хозяйки, а желало, как можно скорее и против ее воли схватить пугающий предмет. И что произойдет тогда. Возможно, в этот миг уже все тело Клодии не будет принадлежать ей, а отдастся иным силам. Единственный способ спастись, это отрубить себе руку, чтобы она уже не могла предательски притягивать свою владелицу к гибели. Так матрос, рука которого застряла в якорной цепи перерезает собственное запястье, чтобы самого его не засосало в пучину. Клодия была достаточно решительной, чтобы нанести роковой удар, но у нее не было с собой ни кинжала, ни ножа, все свое оружие она оставила в мансарде, а пальцы продолжали тянуться к перу против воли, так, словно ими на миг завладел демон.

Вот уже ее ногти коснулись столешницы и блик от свечи вспыхнул отсветами на черных символах так, словно это была вовсе не бумага, а начищенная до блеска медная поверхность. Кто-то торжествующе хохотнул во тьме, какой противный смех. В такт ему раздался спокойный, строгий голос, который начал возражать. Каким-то уголком сознание Клодия уловила спор, вернее отголосок чьей-то беседы, очень короткий диалог, в конце которого тот, кто до этого смеялся взвизгнул и пронзительно завопил, как будто от боли.

Звук чужих шелестящих, едва слышимых голосов помог ей собрать остатки сил и воспротивиться чьей-то потусторонней воле. С невероятным усилием она сжала в кулак пальцы уже почти схватившие перо. Ногти вонзились в ладонь. Боль привела ее в чувства. На миг Клодия потеряла чувство ориентации, а может кто-то подтолкнул ее в локоть. Все произошло слишком быстро. Клодия даже не могла с уверенностью сказать ее ли это ладонь случайно толкнула медный предмет или же чье-то темное сильное крыло на миг вынырнувшее из тьмы опрокинуло чернильницу и красная жидкость разлилась по столу, запятнала часть договора.

– Возьми перо и все беды останутся позади, – шептал ей в ухо какой-то голос, но Клодия попятилась от стола.

Это же кровь, ужаснувшись сообразила она. В чернильнице были налиты не чернила, а кровь, которая теперь алой, густой струйкой растекалась по столу.

Никто больше не мог удержать ее в комнате. Клодия быстро кинулась к двери, рассчитывая стучаться до тех пор, пока кто-нибудь не выпустит ее, и чудо, дверь распахнулась еще прежде, чем она успела коснуться ручки.

Клодия опрометью бросилась бежать по коридору. Ее ли накидка шуршала так тревожно или кто-то шел за ней, а звук его шагов заглушал мягкий слой ковра. Клодия прижалась к стене, пытаясь рассмотреть силуэт преследователя. Но преследователя не было, только тьма странно сгущалась в тупике коридора, создавая иллюзию человеческого силуэта. Казалось, что кто-то стоит там и ждет.

– Мадемуазель! – Кто-то робко тронул Клодию за плечо. – Мадемуазель, мне велело причесать вас перед балом.

Клодия с трудом сумела сфокусировать взгляд на чепце горничной. Подумать только, всего секунду назад весь дом казался ей одним огромным необитаемым лабиринтом, в котором можно сколько угодно бегать по кругу спасаясь от призраков и при этом не встретить ни одной живой души, а сейчас вдруг откуда-то начали появляться люди. Клодия чуть было не рассмеялась, решив, что и вправду побывала в зазеркалье.

– О Боже! – горничная испуганно вскрикнула, заметив царапины от волчьих когтей на руках своей госпожи. – Что с вами случилось, мадемуазель?

– Ничего, Софи, – Клодия чуть распушила рюши, чтобы скрыть шрамы. Служанке можно не отвечать, а вот, что она скажет гостям, если тебе поинтересуются, кто так жестоко исцарапал ей ладони. Придется списать все на взбесившуюся кошку, не может же она открыто признаться, что решила устроить безумную охоту на волков. Точнее не на волков, на дьявола. И этого дьявола ей удалось убить. Язык вырезанный из глотки вепря доказывал ее право охотницы на ту тушу, которую так беспощадно растерзала в пещере та тварь.