Андрей Зиначев - Живые, пойте о нас!

— Я Львов, племянник князя Львова.

— Ну вот что, племянник, — приказал Ефимов, — включай свой аппарат и передавай, что я прикажу. Но переводи точно или получишь нулю в лоб.

Ефимов продиктовал текст передачи: «Солдаты фюрера! Ваш рупор в руках балтийских матросов. Не мы, а вы должны сложить оружие. Не мы, а вы ворвались на нашу землю! Смерть фашистским оккупантам!»

Снаружи раздались выстрелы. Это моряки «успокоили» шофера, пытавшегося увести машину.

Пленный передал текст. Точно, как ему приказали. И сразу же рядом с машиной стали рваться мины.

Успевшие выскочить и отбежать десантники видели, как прямым попаданием агитмашина была уничтожена. Вместе с ней закончил свою карьеру и незадачливый родственник князя Львова.

Утро второго дня высадки десанта началось жестоким, кровопролитным боем.

С запада продолжал наступать 98-й полк 10-й стрелковой дивизии, нанося удар левым флангом вдоль побережья. Но соединиться с десантным отрядом моряков в этом районе армейцам никак не удавалось. Немецкие танки и артиллерия плотно держали оборону прибрежной полосы. В районе Эрмитажа, Монплезира десантников уже не было. Они отходили от берега по Нижнему парку, вдоль Самсоновского канала вверх, а от Большого дворца на них шли эсэсовцы.

Шестого октября бойцы, которыми командовал Виктор Бобиков, вновь попытались прорваться в Нижний парк.

Пехотинцы бились, но зная, что десантники уже отброшены от берега.

Виктор Бобиков бежал впереди бойцов.

Ленинградский умелый мастер, строитель кораблей, он дружил с моряками. Теперь он видел распростертые на земле тела балтийцев, сраженных в бою.

Но ость ведь и живые! Надо пробиться к ним, обязательно пробиться.

О том, какие потери несли бойцы 10-й дивизии во второй день высадки десанта, можно судить хотя бы по такой цифре: в роте Бобикова после атаки 6 октября из ста двадцати восьми человек остались невредимыми только четырнадцать.

К вечеру роту пополнили новыми бойцами.

Они даже не знали друг друга по имени. Они помнили только одно обжигающее душу слово: «Вперед!»

И снова почерневшая от крови Фабричная канавка, бросок сквозь пламя, опять бой!

В этом бою Виктор Бобиков был тяжело ранен двумя простыми нулями и одной разрывной. Товарищи на руках вынесли его из окружения. Теперь в роте не осталось ни одного из ополченцев-корабелов. Виктор был последним.

…А моряки продолжали сражаться. «Стоять насмерть!» — передавали связные приказ комиссара Петрухина.

Приказ отвечал мыслям всех десантников. Лучше смерть, чем фашистский плен. Матросы наскоро рыли стрелковые ячейки. Поваленные деревья, чаши фонтанов, овраг стали местом укрытия.

Заняв круговую оборону, десантники сражались с превосходящими силами нового немецкого подкрепления.

— Рус матрос, сдавайся! — кричали эсэсовцы, прочесывая автоматами аллеи.

В ответ летели гранаты.

Потеряв многих убитыми, гитлеровцы отступили. Но передышки не было. Немцы снова пошли в атаку.

— Рус, сдавайся! Ваш комиссар в плену!

Петрухин не выдержал. Он встал в полный рост и, взмахнув над головой автоматом, крикнул во всю силу легких:

— Балтийцы! Я с вами! Вперед!

С двух сторон на большой скорости шли фашистские танки. За танками моряки видели орудия и стреляющих солдат в касках.

Лейтенант Зорин подал команду:

— Всем в окопы!

Моряки выполнили приказ.

Один танк, ведя огонь, приближался. Десантник Илья Громов с тревогой следил за ним. Нервы у моряка не выдержали. Не дожидаясь команды, он швырнул под гусеницы связку гранат. Танк рванулся вперед, но тут же накренился набок и застыл. Длинной лентой растянулась гусеница.

Из окопа поднимался Зорин, весь в глине. На закопченном лице выделялись белки глаз.

— Живой, товарищ командир? — обрадованно закричал Громов. — А я думал…

Не успел он закончить, как из подбитого танка выплеснулась струя пулеметного огня. Громов схватился за грудь и упал замертво.

Зорин, изловчившись, вскочил на танк, крикнул:

— Ко мне!

Несколько человек, держа наготове гранаты, бросились к командиру.

— У кого остались патроны?

— Есть!

Это был голос Алеши Лебедева, прославленного снайпера Электроминной школы.

Алексей выстрелил прямо в смотровую щель, но оттуда снова ударили из пулемета. Тогда Зорин в чуть приоткрытый люк танка бросил гранату. В танке все замерло.

Спрыгнув на землю, Зорин сказал:

— Один отвоевался. А другие где?

— Других бьют там, где комиссар.

Короткими перебежками моряки вслед за Зориным бросились к «Шахматной горе», где Петрухин с десантниками отбивались от эсэсовцев.

И снова, не выдержав натиска балтийцев, немцы отступили.

Было около полудня. Осеннее солнце светило неярко. Обессиленные, измученные тяжелым, изнурительным боем моряки лежали за укрытиями.

Хотелось есть. Еще при высадке плитки шоколада, выданные морякам, размокли. Консервов многие не брали. Взамен они набили свои вещмешки патронами и гранатами. Каждый патрон, каждая граната были теперь на счету.

Рискуя жизнью, краснофлотцы под огнем выползали из-за своих укрытий, обшаривая одежду убитых — своих и врагов — в поисках драгоценных боеприпасов.

Еще до того, как Петрухин через связных приказал вооружаться трофейным оружием, десантники сами подобрали немало немецких автоматов. Два пулемета, захваченные в бою, расстреливали своих недавних хозяев. Но где взять патроны?

Среди занявших круговую оборону у Римских фонтанов два закадычных друга — Борис Шитиков и Володя с «Октябрины» — перебирали свои вещмешки.

— У тебя, Борис, что осталось? — спросил Володя.

— Четыре гранаты. Патронов немного, — нехотя откликнулся Шитиков.

— А поесть чего-нибудь?

Борис, сунул руку в карман бушлата, пошарил в нем, не надеясь найти что-либо.

Вдруг лицо его озарилось простодушной, детской улыбкой.

— Есть. Целый сухарь есть!

Он ножом расколол сухарь на маленькие, словно кусочки сахара, части. Роздал товарищам. Кто-то вскрыл банку консервов.

— Водички попить бы, — мечтательно протянул Володя.

Никто не отозвался. В эту минуту раздался тихий, такой неожиданный, странный здесь звук гитары.

Неужели она цела? Борис даже рот приоткрыл от удивления.

Да, в этом кровавом аду, во тьме кромешной не потерял Володя гитару. Сейчас он только дотронулся до ее струн, и она ответила ему долгим, протяжным звоном.

Борис любил своего друга Володю. С первой минуты высадки они были вместе. Дважды шли в атаку, и сейчас, в обороне, они рядом. Но тут лицо Бориса нахмурилось.

— Брось, Володька, не до песен сейчас. Смотри, что вокруг делается…

В парке Ораниенбаума, невдалеке от единственного пригородного дворца-музея, куда не ворвались враги, выстроился батальон. Его основу составляли курсанты Военно-морского хозяйственного училища ВМФ.