Андрей Зиначев - Живые, пойте о нас!

Перед десантниками вражеские окопы. Оттуда бьет пламя. Матросы лавиной накатываются на фашистов. Завязывается рукопашный бой, грудь о грудь, где пущено в ход все, что может разить врага.

В первых рядах люди из батальона Лейбовича.

Морские пехотинцы врываются в поселок Нойтиф. Электростанция под землей, на ходу. Солдат, обслуживающих ее, моряки буквально отдирают от машин.

Подтянув резервы, немцы стали теснить десантников.

Трижды Нойтиф переходил из рук в руки. Но все же балтийцы одолели врага.

Жестокие бои завязались в районе тяжелой береговой батареи. Она была захвачена ротой старшего лейтенанта Яльцева.

Фашисты яростно контратаковали. У моряков иссяк боезапас. Яльцев приказал краснофлотцам прекратить огонь. Решил подпустить врагов поближе. В это время фашистский снайпер поразил Яльцева — одна пуля ударила в каску, другая пробила грудь. Теряя сознание, он еще успел сказать: «Оставьте меня, сами не отступайте!»

Василию Степановичу Яльцеву шел тогда тридцать третий год, но после Лейбовича он был в батальоне самым старшим. В партию вступил на фронте, в 1941 году.

— Слушай мою команду! Ротой командую я! — передал по цепи мичман Копыльцов.

Немцы начали психическую атаку со стороны дюн и с фланга. С отчаянием смертников штурмуют они позиции балтийцев. Морякам видно: здоровенные, рослые парни, с непокрытыми головами, прижав к животам «шмайссеры», идут в полный рост. Первые ряды падают, скошенные очередями, задние пытаются прорваться.

Фашисты стали обходить моряков.

Мичман приказал: «Не отступать!»

Десантники заняли круговую оборону. Копыльцов, подпустив врагов на двадцать метров, швырнул противотанковую гранату. Во вражеских рядах возникло замешательство.

— Не любите, гады!

Матросы поклялись: «Не уйдем! Будем драться до последнего».

Марта Бонжус переходит от раненого к раненому. Лицо ее почернело. Она делает перевязки, ободряет товарищей и зорко следит за тем, как из-за леса наступают немцы. Потом переводит взгляд на свой автомат и продолжает перевязывать.

Неужели враги сомнут моряков?! Нет!

В море показались силуэты кораблей. Это подходили новые силы балтийского десанта. Катера бьют по вражеским пушкам, фашисты отвечают.

К шестнадцати часам второй эшелон — на косе. Их встретил огонь. Впереди атакующих командир 260-й бригады генерал-майор Иван Николаевич Кузьмичев.

Моряки на берегу, они карабкаются по камням.

В этом бою погибла любимица бригады санинструктор Александра Серебровская. Шура Серебровская до войны была студенткой Московского государственного университета. Вместе со всей бригадой она прошла тяжкий путь испытаний. Еще накануне десанта на косу Фриш-Нерунг Шура говорила Марте Бонжус о своем горячем желании участвовать в этом бою, должно быть последнем в войне. И вот нет больше Шуры. Она лежит на прибрежном песке, сраженная снайперской пулей и осколком мины.

— Если бы я была рядом, — говорила позднее с горечью Марта, — я спасла бы ее, не дала бы истечь кровью…

В семье Серебровской сохранились ее письма с фронта.

«Дорогие мои, радуйтесь за меня. Помните, что я бесконечно счастлива, что смогу отдать делу зашиты нашей прекрасной Родины все, что в моих силах».

Это в первые дни прибытия па Балтику.

«Нас бросала молодость на кронштадтский лед!» — писал о поколении отцов Марты Бонжус и Шуры Серебровской певец Революции Эдуард Багрицкий.

А Серебровская на кронштадтском льду в одну из тяжких ночей зимней обороны встречала на виду у занятого фашистами Петергофа предпоследний Новый год своей так рано оборвавшейся жизни.

В сохранившейся маленькой тетрадке Шуры Серебровской читаем:

«Это был обычный зимний вечер. Это был канун Новою, 1943 года. Это была война.

Когда вышли на линию обороны на петергофском берегу, я направилась к будке КП батальона, где помещался медпункт. В будку вошел комбат, человек железной воли и доброй души.

— Ну, сестра, встретим Новый год на этой льдинке, как папанинцы.

Грозный грохот прерывает мысли. Заговорили береговые батареи. К ним присоединились форты и орудия кораблей. Они еще раз напомнили врагу, что есть у нас силы, которые могут разгромить его логово, прогнать фашистскую нечисть с нашей священной земли».

Вот строки, посланные Шурой отцу в день свидания с освобожденным Петергофом. Серебровская пишет об уничтоженном здании биофака Ленинградского университета, где девушка перед войной проходила практику, и о дворцах и фонтанах, превращенных в руины.

«А было-то что раньше! Я на минуту закрыла глаза и вспомнила аллеи, наполненные праздничной толпой, в парке группы людей — массовки, смех детей у фонтана-грибка, оживление на пристани…

Тогда и теперь… Но я уверена, что в основном можно восстановить прежнее. Снова заискрится вода в фонтанах, заструится по каменным ступеням, заплещет в водоемах, и счастливые люди будут смотреть на все это и радоваться. Но увидят этого лишь те, кто погиб за освобождение этих мест и всей нашей Родины, и в этом самое ужасное…».

Шура Серебровская тоже не увидела воскресшего Петродворца. Сейчас туда приезжают из Балтийска люди, живущие на улице ее имени.

…Но мы еще в сорок пятом, продолжается бой.

С нарастающей силой бьют минометы и пулеметы десантников. Фашисты дрогнули.

Моряки роты Копыльцова ворвались в подземные укрепления. Генерал, свыше ста солдат и офицеров взяты в плен. Захвачена фашистская тяжелая батарея. На косе гремит красноармейское и краснофлотское «ура».

Всего десантные части взяли на косе в плен около шести тысяч солдат и офицеров противника. Остальные двадцать две тысячи капитулировали 9 мая.

…Первое мая 1945 года морская пехота праздновала в Кадинене, в бывшем княжеском поместье. Перед вечером в большом зале танцы под аккордеон.

Лейбович начинает подыгрывать аккордеонисту на маленьком, с перламутровой отделкой баяне. Он кажется отцом этих ребят — волевой, дерзко храбрый, человечный.

Рядом парень в синем берете пытается петь — не получается: в бою сорвал голос. Танцуют вдвоем моряки: один — со снятым с немецкого генерала кортиком, другой, только что сменившийся с поста, — с автоматом.

Марта подошла к комбату.

— Что, Марта?

— Да так, взгрустнулось. Вспомнила Шуру Серебровскую, Васю Яльцова. Мы уйдем, а они останутся в этой земле навсегда…

Группа армий «Север», отброшенная от Ленинграда, оказалась в трудном положении. Все попытки фашистских генералов пробить прижатым к балтийскому побережью войскам дорогу в Восточную Пруссию обречены были на провал.