Максим Оськин - Главнокомандующие фронтами и заговор 1917 г.

Растягивая фронт, главкосевзап ген. Н.В. Рузский стремился удержать все сразу, что в итоге только вело к образованию массы слабых и уязвимых мест во фронте, отвлекая огромное число подразделений Для их охранения. Помимо того, насыщение передовых окопов массой войск по всей своей протяженности отнюдь не предоставляло возможности для своевременного сосредоточения резервов. И, полностью передав инициативу противнику, Рузский настойчиво просил все новых и новых пополнений, отлично сознавая свою слабость везде и всюду. Как пишет один из участников войны в применении к Августовской операции начала 1915 г., «стремление все охватить и везде быть одинаково боеупорным, исключало всякую мысль о маневре, ибо сущность последнего таит в себе идею сочетания незначительных, сравнительно, передовых боевых частей с основным сильным ядром. Вследствие этого, весь фронт армии обращался в легкорасчленяемый и распыленный кордон; отрицательные свойства его пытались обезвредить ежедневными работами по постройке окопов и усовершенствовании позиций» {48} 48 Каменский М. П. Гибель XX корпуса 8/21 февраля 1915 года. Пб., 1921. С. 17. . Представляется, что эта мысль вполне применима к русской оборонительной тактике того периода вообще.

25 января немцы перешли в общее наступление против обоих русских флангов 10-й армии, стремясь осуществить излюбленный в германской военной машине двойной охват: 10-я армия с севера, 8-я — с юга. Главный удар наносился корпусами 10-й армии, бросившимися в разрыв между Вержболовской группой и прочими русскими войсками: последовательно с севера на юг — 20-й армейский (П.И. Булгаков), 26-й армейский (А.А. Гернгросс), 3-й Сибирский (Е.А. Радкевич) корпуса. На флангах 10-й армии, согласно приказу штаба фронта, находились слабые второочередные дивизии, которые к тому же в случае неприятельского контрудара, по распоряжению ген. Н.В. Рузского, должны были немедленно отходить в крепости. Это позволило немцам сравнительно легко преодолеть русскую фланговую оборону и начать охват 10-й армии, никак не получавшей разрешения на отступление.

Как только выяснился германский маневр превосходными силами и невозможность оказать своевременную помощь, начальник штаба 10-й армии ген. барон А.П. Будберг затребовал у штаба фронта приказа на отход. Однако Рузский, как и подавляющее большинство русских генералов, не мог себе и помыслить, что в ряде случаев отход может помочь избежать поражения. Тем более, что главнокомандующий армиями Северо-Западного фронта был донельзя уверен в успехе предстоящего наступления, по крайней мере в отношении движения в Восточную Пруссию. Отход 10-й армии лишал фронт зоны предварительного выдвижения перед наступлением, как же мог быть дан положительный ответ на просьбу об отводе всей армии с занимаемых исходных позиций? Такой приказ лишал бы Северо-Западный фронт всей той комбинации планов, что зимой разрабатывались штабом фронта и были поддерживаемы генерал-квартирмейстером Ставки Даниловым.

В период Августовской операции зимы 1915 г., когда германская 10-я армия перешла в наступление, единственным вариантом избежать катастрофы становился немедленный отвод русской 10-й армии на восток, под прикрытие крепостей Новогеоргиевск и Гродно, и рек Неман и Нарев. Однако командарм–10 Ф.В. Сивере не решился сделать этого по собственной инициативе, так как главкосевзап являлся одним из наиболее яростных борцов с инициативой подчиненных. Более того: как только в штаб фронта поступила первая информация, генерал Рузский приказал 10-й армии наступать. Эмигрант В. Кочубей пишет: «Этот приказ особенно характерен для оценки Рузского, как полководца. Во-первых, вместо того, чтобы вывести армию из клещей, в которые она попала благодаря совершенно безграмотному с тактической точки зрения ее расположению, Рузский толкал ее этим своим приказом как бы в мешок, подготовляемый ей противником, и этим облегчал последнему ее окружение. Во-вторых, приказ этот был совершенно неосуществим по той простой причине, что армия была вытянута в длинную тонкую струнку и лишена каких бы то ни было резервов». И далее Кочубей продолжает: «У изучающего деятельность Рузского в то время не раз возникает впечатление, что при некоторых его оперативных соображениях и планах противник совершенно не принимался им во внимание. Через все его мероприятия красной нитью проходит предвзятость и упрямство относительно предполагаемых им намерений германского верховного командования» {49} 49 Военная быль. 1962. № 57. С. 9. .

Причина такого поведения Рузского — его идея фикс о новом вторжении в Восточную Пруссию по образцу августа 1914 года. То есть ни Ставка, ни штаб Северо-Западного фронта даже не смогли предложить ничего нового, как только повторить попытку полугодовой давности, но теперь предпринимаемую в гораздо более худших объективных условиях. В итоге войска 10-й армии все равно неизбежно стали отступать, однако темпы этого отступления из-за противодействия генерала Рузского и его сотрудников были невысокими, что позволило немцам в короткие сроки выйти в русские тылы и отрезать Центральную группу русских корпусов от ковенского направления.

Удары германцев по русским флангам сразу позволили Гинденбургу захватить инициативу. В итоге действия русского командования всегда являлись запоздалыми, а задержка в организации парирования неприятельских ударов приводила к тому, что масштабы поражения только усугублялись. В ходе упорных оборонительных боев 26-й армейский и 3-й Сибирский корпуса сумели вырваться из немецких «клещей». Ввиду ошибок командования различного уровня в «котле» остался 20-й армейский корпус ген. П.И. Булгакова, который отходил последним. И 2 февраля 10-я германская армия Эйхгорна замкнула кольцо вокруг русского 20-го армейского корпуса. В окружении оказались смешанные подразделения 27-й, 28-й, 29-й и 53-й пехотных дивизий. Попытки отдельных русских соединений деблокировать окруженцев ни к чему не привели.

8 февраля, исчерпав возможности сопротивления, остатки 20-го армейского корпуса сдались в плен. Общие потери русской армии в Августовской операции составили 56 тыс. убитыми, ранеными и пленными, а также 185 орудий. Столь тяжелые потери вынудили русское командование отказаться от возобновления широкомасштабных операций в Восточной Пруссии в зимней кампании 1915 г. Планы Ставки и штаба Северо-Западного фронта о новом наступлении в Восточную Пруссию провалились. Командарм–10 Ф.В. Сивере был отстранен от командования и вскоре покончил жизнь самоубийством. Главкосевзап в очередной раз вышел сухим из воды, возложив всю вину за поражение на командарма. Как видим, уже четвертый командарм оказывается виноватым в неудачах и отстраняется Рузским с должности. Четыре командарма за пять месяцев — это своеобразный «рекорд» «одного из лучших полководцев», как и до сих пор часто именуют генерала Рузского.