Максим Оськин - Главнокомандующие фронтами и заговор 1917 г.

Усложнение управления войсками как раз накануне наступления (сверху вниз для дивизий: незнакомый и связанный еще одной армией командарм, начальник группы, свой собственный комкор) отнюдь не способствовало успеху решения поставленных перед войсками задач. Помимо самого ген. А.Ф. Рагозы (избравшего, кстати говоря, в качестве своего штаба местечко Будслав, что в 40 км от линии фронта; интересно, как генерал Рагоза намеревался руководить прорывом?), выходило, что один из командиров корпусов должен был руководить еще и группой (всех же групп — три единицы). И все это — в ударной армии , предназначенной для решительного пролома фронта противника. В 1915 г., когда русские оборонялись, отходя под ударами противника в глубь страны, практика временного соподчинения еще могла оправдывать себя, так как нехватка резервов и боеприпасов позволяла более вышестоящему начальнику маневрировать людьми и техникой между участками обороняемого фронта. Но теперь, когда надо было наступать крупными и превосходящими силами, такое положение являлось нетерпимым. Тем не менее А.Е. Эверт санкционировал подобную нелепицу, а штаб Ставки полностью положился на компетенцию штаба фронта.

Главкозап санкционировал потому, что это было привычно ему по личному опыту 1905 и 1915 гг. Только необходимо заметить, что как Мукден, так и сражения 1915 г. были оборонительными, а операция на озере Нарочь — наступательной. Для одного случая потребуется одно средство, для другого — иное. Вот этого не учел генерал Эверт. Блестящий противоположный пример — тактика прорыва австро-венгерской обороны в ходе Брусиловского прорыва, так как А.А. Брусилов учел, что прорыв громадными силами в одном месте, скорее всего, успеха не принесет, ибо и противник подтянет резервы. Брусилов был вынужден искать иное решение и нашел его. Эверт же после Нарочи так падет духом, что вообще откажется от поиска, будет тянуть с наступлением и в конечном итоге проведет его по показавшему свою несостоятельность шаблону, результатом чего станет поражение и безрезультатные потери.

Основные усилия намеченного прорыва возлагались на фланговые группы, в то время как центральная должна была сковывать противника по фронту. Резервы, подтянутые к флангам, должны были закрепить прорыв. Следовательно, как генерал Рагоза, так и штаб фронта еще больше затруднили самим себе управление войсками. Ведь более логично было бы передать всю ответственность в созданные армейские группы (три корпуса — это не менее чем армейская группа). Однако каждая группа была обязана отчитываться перед командармом–4, затевая никому не нужную переписку и ослабляя контроль за ходом собственно самой операции. А.А. Керсновский говорит, что в ходе наступления в штаб 2-й армии ежедневно поступало до 3 тыс. входящих телеграмм, сообщений и прочих документов. К чему все это было нужно, если ген. А.Ф. Рагоза мог бы перенести свой штаб в район удара и лично контролировать ситуацию в ударной группировке, не отсиживаясь в 40 километрах в тылу у телефона.

Не лучшим образом обстояло дело и с организацией артиллерийских средств. Управление артиллерией прорыва было возложено на ответственность начальников групп. Естественно, что все они каждый по-своему распорядились артиллерийскими средствами. В группе Плешкова были образованы дивизионные, корпусные и групповые артиллерийские группы. В группе Сирелиуса попыток централизации действий артиллерии вообще не было предпринято: оба вверенных Сирелиусу корпуса действовали на свой страх и риск. В группе Балуева все батареи объединялись под номинальным руководством инспектора артиллерии 35-го армейского корпуса. Однако вследствие того, что войска 35-го и 5-го корпусов наступали в разных направлениях, это объединение свелось к простой фикции.

Более того: даже и артиллерийские начальники не всегда оказывались на высоте своего положения. Так, на участке наступления частей 1-го Сибирского корпуса, который, собственно говоря, должен был наносить главный удар, половина артиллерии вообще не могла действовать. Причина тому — неправильная расстановка батарей на позициях: «При выполнении Нарочской операции 2-й армии в марте 1916 года в 1-м армейском корпусе расстановка артиллерии встретила большие затруднения вследствие лесисто-болотистой местности. Батареи пришлось ставить на случайных лесных полянках, устраивая для орудий помосты из бревен; наблюдательные пункты приходилось избирать на опушке леса, в линии нашего сторожевого охранения и непосредственной близости к противнику; окопов нельзя было возвести ни для артиллерии, ни для пехоты» {226} 226 Капустин Н. Оперативное искусство в позиционной войне. М. — Л.. 1927. С. 36–37. . То есть артиллерия не только не могла маневрировать в бою, помогая огнем своей пехоте, но даже само ее развертывание столкнулось с объективными трудностями местности.

Нельзя не отметить, что общевойсковое командование всячески мешало артиллеристам. Например, в той же группе генерала Плешкова поставленные перед артиллерией задачи после первой неудачи были изменены 12 марта. Теперь атака, по замыслу ген. М.М. Плешкова, должна была производиться на два километра южнее того участка, что намечался ранее, и перед которым сосредоточивались артиллерийские батареи. Часть батарей (прежде всего, тяжелых) в условиях ужасной распутицы переменить свои позиции не успела, а потому и не смогла надлежащим образом поддерживать действия своих войск после взятия первой линии неприятельской обороны. А ведь именно от качества организации артиллерийского огня зависит успех прорыва сильно укрепленной неприятельской оборонительной полосы.

Таким образом, можно констатировать совершенно недостаточную подготовку предстоящей наступательной операции, которая, тем не менее, носила широкие масштабы, так как предпринималась усилиями сразу двух фронтов. С одной стороны, безусловно, войска еще набирались опыта, и какие-то недочеты были неизбежны. Но ведь командиры прошли большую военную школу, начиная с 1914 г., а высшие начальники — и со времен Русско-японской войны 1904–1905 гг. Им ли было не знать, как именно следует наступать? Тем не менее, высшие руководители, отделываясь бюрократическими указаниями, сваливали организацию удара оперативного масштаба на низшие инстанции, которые зачастую не имели даже соответствующих полномочий. Соответственно, скверно организованное наступление не могло увенчаться успехом.

Нарочская операция началась 5(18) марта. Накануне наступления генерал Эверт, желая поднять дух личного состава, обратился к войскам 2-й армии с воззванием, в котором, в частности, говорилось: «Государь император и родина ждут от вас ныне нового подвига — изгнания противника из пределов империи. Приступая завтра к началу выполнения этой высокой задачи, веря в ваше мужество, глубокую преданность государю и горячую любовь к родине, я убежден, что вы свято исполните свой долг перед царем и родиной и освободите ваших братий, страдающих под гнетом врага. Да поможет нам Бог в нашем святом деле». К сожалению, в ходе операции сам ген. А.Е. Эверт не сумеет проявить доблесть духа, чтобы исправить ошибки подготовки и развертывания для удара.