Коллектив авторов - Россия в годы Первой мировой войны: экономическое положение, социальные процессы, политический кризис

Казалось, русско-французская военная конвенция 1892 г. предрешала ответы по крайней мере на часть этих вопросов. Ее центральный военно-стратегический замысел состоял в том, чтобы независимо от направления и характера действий армий Тройственного союза с первых дней войны навязать Германии борьбу на два фронта. Третий пункт этого секретного документа недвусмысленно устанавливал, что силы Франции (1,3 млн. солдат) и России (700–800 тысяч штыков) должны быть введены в действие сразу, полностью и таким образом, чтобы Германия была вынуждена одновременно бороться на востоке и на западе. Однако, в опровержение давно бытующего тезиса о якобы полной зависимости русского командования от планов союзников как до, так и в ходе мировой войны (советские историки писали о «военно-стратегическом закабалении» России своими союзниками и безропотном принятии ею «навязываемых ей военных планов и разного рода обязательств, нередко шедших вразрез с собственными намерениями и интересами» {232} 232 Деренковский Г.М. Франко-русская морская конвенция. С. 121; Бовыкин В.И. Из истории возникновения Первой мировой войны. Отношения России и Франции в 1912–1914 гг. М., 1961. С. 93–94. , [19] Часто на этом базировались характеристики России как «младшего партнера» или даже «прислужницы» своих союзников, рассуждения о ней, как о «второстепенном элементе» Антанты (см., напр.: Соловьев О.Ф. Обреченный альянс. М., 1986. С. 13–14). Правда, были и авторы, которые, говоря о плане предвоенной дислокации русской армии, составленном ГУГШ, в таком же разоблачительном пафосе бичевали его «капитулянтским» перед Германией и готовившим «удар в спину» союзной Франции // См.: Меликов В.А. Стратегическое развертывание: (По опыту первой империалистической войны 1914–1918 г. и гражданской войны в СССР). Т. 1. М., 1939. С. 228. ), Генштаб, еще в бытность его главой Палицына, пришел к мнению, что русской армии целесообразнее начинать военные действия нанесением главного контрудара в Галиции по слабейшей Австро-Венгрии, а против сильнейшей Германии вначале ограничиться обороной.

На совещаниях начальников Генштабов русские и французские представители неукоснительно и единодушно подтверждали, что независимо ни от чего «первой и основной целью союзных войск» является поражение Германии {233} 233 Протокол совещания начальников Генеральных штабов русской и французской армий в Красном Селе 31(18) августа 1911 г. // Материалы по истории франко-русских отношений за 1910–1914 гг. Сб. секретных дипломатических документов бывшего императорского МИД. М., 1922. С. 701. . Однако в действительности в высших русских военных кругах как до войны, так даже и во время нее не сложилось единомыслия по базовому вопросу, кого считать своим главным военным противником Австрию или Германию.

Более того, в основу русского оперативного плана фактически оказалась положена идея виднейшего русского военного теоретика рубежа XIX-XX вв. Н.Н. Обручева направить основные силы на австрийский фронт. На предвоенных совещаниях окружного командования и в записках военному министру такую схему отстаивала группа генералов во главе с начальником штаба Киевского военного округа М. В. Алексеевым {234} 234 Емец В.А. О роли русской армии в первый период мировой войны 1914–1918 гг. // Исторические записки. Т. 77. М., 1965. С. 63; Мэннинг Б. Фрагменты одной загадки: Ю.Н. Данилов и М.В. Алексеев в русском военном планировании в период, предшествующий Первой мировой войне // Последняя война императорской России. С. 76,85–86. . Новый, более смелый и наступательный план действий на западном фронте, подтверждает финский исследователь П. Лунтинен, изучив документы французских военных властей, был принят русским верховным командованием под давлением не французов, а собственного генералитета {235} 235 Luntinen P. French Information on the Russian War Plans, 1880–1914. Helsinki, 1984. P. 126. .

В результате согласования этих стратегических соображений с обязательствами перед французскими союзниками к весне 1912 г. в русском Генштабе родился и в октябре 1913 г. был «высочайше» утвержден комбинированный план развертывания и ведения боевых действий на западном фронте, сформулированный в двух оперативных вариантах «А» (на случай первого удара Германии по Франции) и «Г» (в случае совместного германо-австрийского нападения на Россию) [20] Историк Дж. Снайдер вслед за отечественным военным специалистом 1920-х гг. А.М. Зайончковским назвал этот план продуктом компромисса «противоположных взглядов» генералов Алексеева и Данилова (последнего — как сторонника антигерманского приоритета русского военного планирования) «на стратегические цели и потенциал России» (Snyder J. The Ideology of the Offensive. Military Decision Making and the Disasters of 1914. Ithaca and London, 1984. P. 166). Другой современный американский автор усматривает в этом плане «опасный компромисс», который обрекал русскую армию на одновременное наступление по «двум расходящимся стратегическим направлениям» // Мэннинг Б. Фрагменты одной загадки. С. 86. . План «А» предусматривал переход русских войск в наступление одновременно против Германии и преимущественно против Австро-Венгрии с возможно быстрым перенесением военных действий на их территорию. План «Г» — удар большей частью сил по Германии вторжением в Восточную Пруссию. Поскольку в русском Генштабе имелись сведения о подготовке Германией начального нападения именно на Францию, в качестве наиболее вероятного и предпочтительного рассматривался вариант «А» решительный удар по Австро-Венгрии и, следовательно, одновременная помощь патронируемой Сербии позволяли рассчитывать на быстрый успех и стратегически перспективный результат {236} 236 Головин Н.Н. Из истории кампании 1914 г. на русском фронте. Начало войны и операции в Восточной Пруссии. Ч. 1. Прага, 1926. С. 60, 61. . В итоге мобилизация и развертывание русской армии были начаты именно по плану «А», причем еще до нападения Германии на Францию и объявления Австро-Венгрией войны самой России. Однако угрожающая для всей Антанты обстановка, которая сложилась на франко-германском фронте в первые недели войны, заставила русское командование откликнуться на мольбы союзников о помощи и, не закончив развертывания, сходу перейти к реализации плана «Г», причем меньшими силами и в еще более краткие, чем было договорено до войны с французами, сроки. Благодаря этому наступление немцев французская армия смогла остановить; Париж, уже покинутый своим правительством, был спасен. Для России же платой за ее спешное, в интересах союзников, вторжение в Восточную Пруссию явился разгром 2-й армии генерала А.В. Самсонова у Мазурских озер 26–31 августа 1914 г. [21] В одном из недавно изданных на Западе солидных научно-популярных изданий этот драматичный эпизод представлен следующим характерным образом: «Наступление германских армий через Бельгию и северную Францию было впечатляющим. Французы в ответ попытались атаковать в Лотарингии, но дело едва не закончилось их национальной катастрофой. Францию спасла железная воля ее главнокомандующего генерала Ж. Жоффра. Благодаря своему уму и силе характера, он смог смириться с крахом своего первоначального плана, бросить войска в историческую контратаку немецкого правого фланга, и свершилось “чудо на Марне”. Немцы были вынуждены отступить и окопаться» // Bourne J. Total War I: The Great War // The Oxford Illustrated History of Modern War / ed. by Ch. Townshend. Oxford and New York, 1997. P. 102. Однако эта жертва оказалась не напрасной. В результате была достигнута главная стратегическая цель Антанты — Германия с самого начала оказалась принуждена воевать одновременно на два фронта и ее расчет на скоротечные победоносные операции последовательно в западном и восточном направлениях рухнул. По мнению военных специалистов, в конечном счете это предрешило поражение всего германского блока в войне {237} 237 История дипломатии. Т. III. Дипломатия на первом этапе общего кризиса капиталистической системы / Под ред. В.П. Потемкина. 2-е изд., перераб. и доп. М., 1965. С. 30. . Предметом острых разногласий в русском правительстве и в военных сферах в предвоенные годы стала проблема овладения черноморскими проливами — не необходимость самой этой акции, давно «высочайше предуказанная», а ее объем, время и условия проведения, а также потребные для ее успеха силы и средства. В 1908 г., в период назревания Боснийского кризиса, морской министр Диков, ссылаясь на неготовность Черноморского флота, оспорил убеждение своих сухопутных коллег в возможности в данный момент оказать силовое давление на Турцию захватом Верхнего Босфора (хотя само «движение к проливам» адмирал, конечно, признавал «непоколебимой целью» русской политики). В июле этого же года Особое совещание под председательством министра иностранных дел признало целесообразным приступить к подготовке военной экспедиции к турецким берегам. Вскоре МГШ и Генштаб начали совместную проработку организации такого десанта {238} 238 РГА ВМФ. Ф. 418. Оп. 2. Д. 251. Л. 6. (Письмо начальника Генштаба начальнику МГШ. 3 января 1910 г. № 25. Секретно.) . С неизменной благосклонностью к планам захвата проливов относился и император. На этом фоне в широких военно-морских кругах еще более окрепло убеждение в осуществимости овладения Босфором как реальной и главной цели русских армии и флота в надвигавшейся войне: черноморские «мичманы видели сны про прорыв на Босфор», — вспоминал очевидец, военный моряк {239} 239 РГА ВМФ. Ф. 418. Оп. 2. Д. 45. Л. 31 об. (Записка начальника Черноморской оперативной части МГШ капитана 2-го ранга А.В. Немитца об осуществлении Босфорской операции. Август-сентябрь 1915 г. Секретно.) . Стремление России к Средиземному морю, комментировали такие настроения много лет спустя члены эмигрантского военно-морского исторического кружка, «не есть ни блажь, ни империалистическая жадность… Гигантский организм величайшей в мире страны нуждается в отдушине и рано или поздно ее добудет. Флот должен понимать, что на Черноморском театре “неприятель есть пролив, и все военные цели решаются наступлением на Босфор”» {240} 240 От редакции. Из архива военно-морского исторического кружка// Зарубежный морской сборник. № 6. Пильзень, 1929. С. 31. . Ту же задачу, но в расширенном варианте формулировал адмирал Ф.В. Дубасов: «России нужен не Босфор, а Босфор и Дарданеллы, то есть свободный выход из внутреннего Черного моря на мировой простор, и потому в свое время мы должны овладеть нераздельно обоими проливами». Эти слова авторитетного морского и государственного деятеля находили сочувственный отклик и в общественном мнении, и особенно в военно-морской среде {241} 241 РГА ВМФ. Ф. 418. Оп. 2. Д. 257. Л. 25. (Записка Немитца в МГШ «О политических задачах России при ликвидации славяно-турецкой войны с военно-морской точки зрения». 13 ноября 1912 г.) . При этом, как правило, имелись в виду не крупные территориальные приобретения России в Средиземноморье (от увлечения «шовинистическими идеями» установления здесь своего господства руководство МГШ предостерегал упомянутый профессор-правовед Овчинников; еще раньше, в 1908 г., сам царь заявил об отсутствии у России претензий «на малейший кусок» турецких владений {242} 242 Цит. по: Бестужев И.В. Борьба в России. С. 260. ), а сравнительно небольшие, глубиной в 20–25 км, прибрежные участки земли, необходимые для обороны проливов {243} 243 См.: РГА ВМФ. Ф. 418. Оп. 2. Д. 207. (Доклад морскому министру начальника МГШ вице-адмирала А.И. Русина о притязаниях России на турецкие территории. 12 февраля 1915 г.) . Сроки проведения самой операции морское командование резонно ставило в зависимость от ввода в строй новых судов Черноморского флота. Пока на Черном море господствует турецкий флот, писал начальник МГШ летом 1911 г., русской дипломатии «должна быть поставлена задача сохранить на это время мир на Балканском полуострове» {244} 244 РГА ВМФ. Ф. 418. Оп. 2. Д. 257. Л. 1. (Мнение Морского Генштаба по вопросу о проливах. Июль 1911 г. Секретно.) . О развязывании «большой» войны ради решения проблемы проливов морское командование не помышляло.