Михаил Терентьев - Россия и Англия в Средней Азии

«Открытая сила в применении к ханству вызвала-бы критику или вопросы, преимущественно со стороны Англии, чего министерство иностранных дел весьма тщательно избегает. Между тем, если-бы генерал-губернатору было доподлинно известно, как произошел этот случай (с купцом) или если-бы соблюдаема была иная политика, то весьма было бы легко привести Кокан в вассальное положение, без всякой огласки и без малейшего замечания со стороны Англии: стоило бы только взять для образца хоть один лист из истории Англии в ее индийских владениях — отправить русского резидента в Кокан под охраною казаков и содержать его там на счет русского или коканского правительства. Вокруг естественно сгруппировались бы русские торговцы, коканцы присмотрелись бы к русским, и вместе с тем никогда бы не осмелились ни оскорблять, ни притеснять их, само коканское правительство мало по малу привыкло бы повиноваться воле генерал-губернатора, чрез посредство присланного от него агента. По прошествии нескольких лет такая политика вполне облегчила бы возможность присоединения, в случае нужды, Кокана к империи, по смерти хана, или даже ранее».

Способ действительно верный. В печати однако высказано было мнение, что для поддержания значения такого резидента потребуются не казаки, а целый самостоятельный отряд, потому что при малочисленном отряде легко может повториться кровавая катастрофа кн. Бековича-Черкасского.

Мне кажется, что именно то Бекович и не может служить примером. Во первых, у него был далеко не малочисленный отряд — 3000 человек с 6-ю орудиями могут считаться силою весьма почтенною — достаточно припомнить, что генерал Черняев взял Ташкент, имея в строю только 1951 человека! Во-вторых, катастрофа произошла не из-за малочисленности русских, доказательством служит то, что незадолго перед тем этот же отряд выдержал блистательно трех-дневный бой с хивинской армией близь г. Порсу.

Единственное нравоучение, какое можно извлечь из катастрофы Бековича — разве то, что отдаленные экспедиции не следует поручать сумасшедшим, а если начальник рехнулся во время самого похода, то подчиненные не должны ему повиноваться {20} 20 Это обстоятельство я надеюсь разъяснить подробно в составляемой мною «Истории завоеваний России в Средней Азии.» .

Что касается до вероломства азиятцев, то оно вошло в пословицу задолго еще до Бековича.

Множество примеров доказывают, напротив, что человек благоразумный, решительный и, главное, осторожный (в смысле: не попадающий в просак) — может и с горстью людей делать чудеса над азиятцами. Не распространяясь теперь об этом вопросе, мы скажем только, что пост резидента требует, конечно, от назначенного лица всех сказанных условий, а в таком случае особенно большой гвардии не понадобится. Поэтому нельзя не согласиться с выгодами английского способа приобретения соседних территорий, но по отношению к Кокану — резиденство ни теперь, ни впоследствии, вероятно, не понадобится. В случае нужды мы просто передвинем ходжентский батальон в Кокан, а пока нужды этой нет, пока хан показывает вид, что верит нашей неизменной правдивости и доброжелательству, — до тех пор и наши выгоды и наша честь обязывают нас вести дела так, чтобы хан не имел повода жаловаться.

Положение дел в Хиве. — Подчинение Туркменов. — Письмо генерал-губернатора к хану. — Ответ Кош-беги — Причины нашей снисходительности. — Советы г. Алисона Туркменам. — Мысль о мусульманской коалиции против России. — Беспорядки в киргисской степи оренбургского ведомства. — Адаевцы. — Слабость нашего влияния. — Причина беспорядков. — Прокламации Хивинского хана. — Условия, предложенные киргизами оренбургскому генерал-губернатору. — Беспорядки между киргизами Туркестанского края. — Два письма генерал-губернатора к хану. — Русский посланец султан Бушаев. — Движение русских отрядов в Иркибаю и к Буканским горам. — Высадка в Красноводском заливе. — Меры, принятия Хивою для противодействия России.

Во время последних наших войн с Коканом и Бухарой, Хива благоразумно держалась в стороне и, пользуясь невольным невмешательством Бухары, подчинила себе, в 1866 году, туркмен-ямудов, а весною 1867, отведя проток Лаудан; лишила воды и другие роды туркмен, из числа поселившихся у ее окраин, — но непризнававших над собой ее власти. Десять старшин явились к хану с покорностью и перевезли, по его требованию, семейства свои в Хиву, в качестве заложников. Новые подданные, считая себя уже вправе пользоваться водой, новоприобретенного отечества, — поторопились разрушить плотину, не дожидаясь разрешения, но в происшедшей при этом схватке с хивинскими войсками, были разбиты и окончательно подчинились Хиве. После этого сильные роды были поселены у Чинбая и близь Кубетау (в 16 ти верстах от Кунграда), остальные разместились между хивинцами. Один только хан Атамурат откочевал к берегам Каспийского моря и, чрез родичей своих, живущих на острове Челекене, вошел в сношения с начальником Астрабадской станции, которого и просил ходатайствовать о принятии туркмен в подданство России, а также о разрешении им поселиться в Балханских горах. Вследствие отдаленности края, ходатайство это было, однакоже, отклонено.

Покончив с туркменами и будучи обеспечена со стороны полуживой Бухары, Хива, по справедливости, стала считать себя сильнее, чем когда-либо. По мере падения Бухары — росла Хива и надежды азиятского мусульманства, естественным образом, были перенесены на государство, уверенное в особом покровительства Божием, гордое своею недоступностью для русских и нашими неудачами в 1717 и 1839 годах. Гроза, разразившаяся над Коканом и Бухарой, прошла мимо Хивы и это обстоятельство еще более утвердило ее самонадеянность: — начались нападения на наши караваны, захват наших купцов и т. п. безчинства.

Тотчас по приезде в Ташкент, ген. адъют. фон-Кауфман написал хивинскому хану Мухамед-Рахиму письмо от 19-го ноября 1867 года, в котором извещал его о своем назначении и прибытии, о Высочайшем полномочии, ему дарованном, о движении нашего отряда за р. Сыр для наказания разбойников, грабивших наши караваны и т. д., но письмо это, повидимому, было понято как заискивание со стороны туркестанского ген. губернатора и хивинцы сразу приняли высокомерный тон.

Хан не удостоил даже отвечать сам, а поручил вести переписку своим приближенным, которые в свою очередь так мало спешили, что ответ получен был только в феврале 1868 года. Зная, что двадцати-летний Мухамед-Рахим более занят соколиною охотой, чем делами, заправлять которыми предоставил своим приближенным, у нас и не ждали от Хивы никакой особенной деликатности; но тон ответного письма превзошел всякую меру. Хивинский Кош-беги, например, писал: «каждый государь владеет своей землей и народом, издавна ему подвластным, и войско его не должно переходить границы, нарушая этим мир. Однакоже, выражение ваше, что обе стороны Сыр-Дарьи принадлежат вашему управлению, похоже на нарушение прежних договоров, так-как южная сторона Сыр-Дарьи принадлежит нам... если на южной стороне Сыр-Дарьи разбойники будут беспокоить караваны, то усмирение их мы берем на себя, а если нападать будут по ту сторону Сыр-Дарьи, то это уже ваша забота». В виду предполагавшейся тогда поездки в С.-Пегербург, генерал-губернатор решил не отвечать на это письмо до своего возвращения, а тем временем выяснить вопрос о договорах, на которые ссылаются хивинцы. Решено было также не отменять фактического занятия левого берега Сыр-Дарьи, всего течения Куван-Дарьи и Яны-Дарьи до озер Акча-Куль, так-как киргизы Казалинского уезда кочуют по этим рекам, проводя там зиму и оставляя там на лето игинчей (пахарей) для хлебопашества. С зимы 1867 г. для обеспечения этих киргиз от грабежей и набегов хивинцев были постоянно высылаемы отряды наши из Казалинска и Перовска к Иркибаю, а если состояние погоды позволяло, то и далее. Мера эта, поддерживалась до 1873 г. и дала благоприятные результаты. — Что касается до юридической стороны вопроса, то справки, сделанные впоследствии в С.-Петербурге указали, что никаких договоров о границах не существует, и что хотя хивинцы возбуждали вопрос о границах во время пребывания у них посланника нашего, Н. П. Игнатьева, но он отклонил от себя решение этого вопроса, сославшись на невозможность точного определения пограничной черты между государствами, окраины которых населены только кочевниками.