Олег Смыслов - Окопная правда войны

В Ставку Верховного Главного командования, в Военный Совет фронта поступили многочисленные письма красноармейцев, командиров и политработников, свидетельствующие о преступно-халатном отношении командования всех степеней к сбережению жизней красноармейцев пехоты. В письмах и рассказах приводятся сотни примеров, когда командиры частей и соединений губят сотни и тысячи красноармейцев при атаках на не уничтоженную оборону противника, на не уничтоженные пулеметы, на не уничтоженные опорные пункты и при плохо подготовленном наступлении...»

Как вы поняли, речь идет о Западном фронте, когда им командовал Георгий Константинович.

Когда в ноябре 1941-го бои шли в центре и на левом фланге 16-й армии, а именно в 10-ти километрах от Истринского водохранилища, на Клинском направлении быстро сосредотачивались войска противника. Усиливалась угроза с севера и давление на левое крыло, которое не прекращалось, а резервы в буквальном смысле таяли на глазах. По мнению Рокоссовского, река Истра, водохранилище и прилегающая местность представляли прекрасный рубеж для организации прочной обороны даже небольшими силами. Тем самым можно было бы освободившееся количество войск вывести во второй эшелон, создав глубину обороны, а большую часть сил перебросить на Клинское направление.

После обдумывания и тщательного обсуждения с помощниками замысла, командующий 16-й армией доложил его генералу армии Жукову и попросил разрешения отвести «войска на истринский рубеж, не дожидаясь, пока противник силою отбросит туда обороняющихся и на их плечах форсирует реку и водохранилище».

При этом он подчеркнул, что войска армии понесли большие потери в людях и в технике. Однако командующий фронтом не принял во внимание просьбы Рокоссовского и приказал стоять насмерть, не отходя ни на шаг.

«На войне возникают ситуации, когда решение стоять насмерть является единственно возможным, — вспоминал Рокоссовский. — Оно, безусловно, оправдано, если этим достигается важная цель — спасение от гибели большинства или же создаются предпосылки для изменения трудного положения и обеспечивается общий успех, во имя которого погибнут те, кто должен с самоотверженностью солдата отдать свою жизнь. Но в данном случае позади 16-й армии не было каких-либо войск, и если бы обороняющиеся части погибли, путь на Москву был бы открыт, чего противник все время добивался».

В результате, не согласившись с приказом командующего фронтом, он обращается к начальнику Генерального штаба Б.М. Шапошникову, обстоятельно мотивировав свое предложение. А спустя несколько часов приходит ответ от Шапошникова, что предложение правильное и он его санкционирует.

Дальше были немедленно подготовлены боевые распоряжения войскам об отводе ночью главных сил на рубеж Истринского водохранилища. Но все испортила грозная телеграмма Жукова: «Войсками фронта командуя я! Приказ об отводе войск за Истринское водохранилище отменяю, приказываю обороняться на занимаемом рубеже и ни шагу назад не отступать. Генерал армии Жуков».

Что было после судите сами: «Как мы и предвидели, противник, продолжая теснить наши части на левом крыле, отбросил их на восток, форсировал с ходу Истру и захватил на ее восточном берегу плацдармы. Южнее же Волжского водохранилища он прорвал оборону на участке 30-й армии и стал быстро продвигаться танковыми и моторизованными соединениями, расширяя прорыв. (...)

На клинском и солнечногорском направлениях создалась весьма тяжелая обстановка...»

Все это будущий полководец прокомментировал следующим образом: «Не могу умолчать о том, что как в начале войны, так и в Московской битве вышестоящие инстанции не так уж редко не считались ни со временем, ни с силами, которым они отдавали распоряжения и приказы. Часто такие приказы и распоряжения не соответствовали сложившейся на фронте к моменту получения их войскам обстановке, нередко в них излагалось желание, не подкрепленное возможностями войск.

Походило это на стремление обеспечить себя (кто отдавал такой приказ) от возможных неприятностей свыше. В случае чего обвинялись войска, не сумевшие якобы выполнить приказ, а “волевой” документ оставался для оправдательной справки у начальника или его штаба. Сколько горя приносили войскам эти “волевые приказы”, сколько неоправданных потерь было понесено!»

Несмотря на это, лично о Г.К. Жукове Константин Константинович в своей манере написал в воспоминаниях достаточно мягко: «Георгий Константинович рос быстро. У него всего было через край — и таланта, и энергии, и уверенности в своих силах.

И вот на Западном фронте во время тяжелых боев на подступах к Москве мы снова работаем вместе. Но теперь наши служебные отношения порой складываются не очень хорошо. Почему? В моем представлении Георгий Константинович Жуков остается человеком сильной воли и решительности, богато одаренным всеми качествами, необходимыми крупному военачальнику. Главное, видимо, состояло в том, что мы по-разному понимали роль и форму проявления волевого начала в руководстве. На войне же от этого многое зависит». (...)

Высокая требовательность — необходимая и важнейшая черта военачальника. Но железная воля у него всегда должна сочетаться с чуткостью к подчиненным, умением опираться на их ум и инициативу. Наш командующий в те тяжелые дни не всегда следовал этому правилу. Бывал он несправедлив, как говорят, под горячую руку».

В январе 1942 г. по плану Ставки ВГК войска Западного и Калининского фронтов получили задачу наступать в общем направлении на Вязьму, нанося, концентрический удар с целью окружить Гжатско-Вяземскую группировку немцев. Западный фронт под командованием генерала армии Жукова вместо того, чтобы нанести удар одним мощным кулаком, организует не один удар, а целых пять, словно растопыренными пальцами, как пишет об этом Ф.Д. Свердлов.

«Забегая вперед, — подчеркивает он, — скажем, что ни один из перечисленных ударов не получил развития, не имел успеха и полного завершения. Задач было поставлено много, ударов наносилось тоже не мало, но ни один из них, не был обеспечен достаточными силами и средствами и с самого начала, таким образом, обрекался на неудачу».

Александр Николаевич Бучин в годы войны был личным шофером маршала Жукова.

Когда в одном из интервью его спросили: «— Жукова мемуаристы упрекают в грубости даже хамстве по отношению к нижестоящим. Вам маршал нахамил хоть раз?», он ответил: «— Не было такого! Да, требовательный он был, сурово отчитывал за нерадивость, правду в лицо говорил. Но крик и оскорбления — этого не было. Он всегда держал себя в руках, не опускался до брани».

Тем не менее были и другие, кто абсолютно не понаслышке знал Георгия Константиновича.