Электрон Приклонский - Дневник самоходчика

Единственное, что никому из нас не понравилось, — это новшество с заводкой. Аккумуляторов на машине стало два, вместо четырех, ввиду того что стартер теперь электроинерционный. В исключительных случаях им разрешается заводить двигатель и с помощью аккумуляторов, но те быстро сядут. Обычная же заводка — ручная, при которой специальной рукояткой сначала раскручивается стартер, а затем включается храповик стартера — или вручную, или с помощью кнопки на щитке механика-водителя. Конечно, спору нет, если два аккумулятора перемножить на количество всех тяжелых машин, которые сошли и еще сойдут с заводских конвейеров, экономия получается огромная, но не даст ли она обратного эффекта, если в бою из-за аккумуляторов придется вдруг в течение полутора-двух минут раскручивать вручную стартер? Этого времени вполне достаточно, чтобы поджечь неподвижную машину.

С утра наблюдаем знакомую грустную картину отчисления из полка. Зенитчику Шишову, да и остальному начальству, есть из кого выбирать, можно покопаться: водителей в полку хоть пруд пруди.

Уходят механики: Ауэльбеков (по прозвищу Джумбаев), Кавказский, Тырин, Федя Сидоров, Александр Грибков — хорошие, боевые ребята.

Ауэльбеков, мучавшийся вроде меня со старой колымагой на Правобережье, то отставал из-за различных неисправностей, то снова догонял наступающий полк. Однажды, в феврале, когда уже «доваривалось» то, что угодило в корсунский котел, одиночная машина Ауэльбекова тащилась сквозь снег с дождем вслед ушедшему на новый рубеж полку. В спускающихся сумерках впереди показался хвост какой-то колонны. Летящий навстречу снег мешал усталому водителю разглядеть, что там такое движется, да он не допускал и мысли о том, что здесь может оказаться противник. Спокойно приблизившись к колонне, он мигнул фарой, намереваясь обогнать медленно ползущие по раскисшей дороге грузовики, тягачи с орудиями, бронетранспортеры и вездеходы с людьми, и похолодел от неожиданности: это были немцы. Медлить было нельзя. «Идем на таран!» — крикнул Ауэльбеков командиру и дал газ.

Мотор взревел, люки захлопнулись, и самоходка со скрежетом подмяла под себя пушку вместе с грузовиком. Из-под брезента над кузовом ни один фашист не успел выскочить. Этот толчок стряхнул остатки дремоты с экипажа. Орудие быстро зарядили осколочным и ударили по колонне. Грохот выстрела и тотчас отозвавшийся эхом сильный взрыв переполошил фрицев. На дороге началась паника. Два или три грузовика зацепились друг за друга. Образовалась большая пробка. Другие стали сворачивать в поле, стремясь спастись от оглушительно рычащей, неведомо откуда появившейся грозной громадины, и застревали в глубоком рыхлом снегу сразу за обочиной. Охваченные ужасом фашисты стали выскакивать из машин и разбегаться, пропадая в мокрой метели. А тяжелая СУ продолжала неумолимо вдавливать в снег, опрокидывать, сбрасывая с дороги, крушить и калечить все, что оказывалось на ее пути.

Немцы не успели развернуть ни одного орудия или, вернее, просто не смогли этого сделать из-за страшной сутолоки и неразберихи. Более полукилометра бушевал среди немецкой колонны дорвавшийся до дела Джумбаев, пока в темноте с разгону не налетел на длинный гробообразный бронетранспортер. Самоходка смяла корму бронетранспортера, взгромоздилась на него лобовой частью, приподнялась на дыбы и… застряла. Водитель быстро выжал педаль главного фрикциона, ухватился за рычаг переключения передач, но тот — ни с места. Двигатель, конечно, заглох. Пока механик ощупью проверял, не попал ли какой посторонний предмет под тяги, заряжающий и замковый вели огонь в темноту из автоматов через круглые амбразуры в башне, а командир с наводчиком, по очереди приподнимая на мгновение крышки своих люков, роняли рядом с машиной, то слева, то справа, гранаты — очищали для профилактики «мертвую» зону. К счастью, перепуганные до смерти немцы и не помыслили о нападении на застрявшую самоходку. Уцелевшая часть колонны уже исчезла в сгустившейся тьме, разбежались по полям те, кто спасся от побоища. Все затихло, а наши герои, не рискуя ночью вылезать из машины (необходимо было проверить коробку перемены передач), стали ожидать прихода утра, чутко прислушиваясь к наружным звукам, но ничего, кроме глухих стонов, изредка доносившихся с дороги, не было слышно.

На рассвете с тыла подошла наша пехота. Ее появление первым заметил командир, повернув свой перископ назад. Экипаж обрадованно полез наружу — греться движением. После всех высунулся из башни Ауэльбеков, глянул вдоль дороги вперед, потом назад и сам ужаснулся тому, что наворочал вечером.

Солдаты, поравнявшись с самоходкой, с содроганием отводили взгляд при виде ее гусениц и катков. Пехотный подполковник, приблизившийся к машине, бросил с сердитым упреком, не обращаясь конкретно ни к кому: «Что же это вы не почистились после работы, мясники?» — и, не слушая объяснений командира, махнул рукой и зашагал прочь, разбрызгивая сапогами снежное месиво. Так наши добрые парни на практике узнали, как тяжело отражается на своих же нарушение законов военной эстетики, о существовании которой они и не подозревали.

Прошлепали мимо последние солдаты, протащилась повозка со старшиной, восседающим на патронных ящиках, и командир приказал механику найти и устранить неисправность, а сам с остальными членами экипажа взялся за очистку ходовой части. Ребят то и дело начинало тошнить, что особенно мучительно на пустой желудок: последний раз они ели почти сутки назад. Ауэльбеков тем временем обнаружил неисправность: заклинило шестерню передачи в КПП. Выбить ее в нейтральное положение не удалось. Так и стояла их машина, навалясь грудью на полураздавленный вражеский бронетранспортер, пока под вечер не нашли ее ремонтники. Насчет награждения Ауэльбекова никто тогда не подумал, а вот отчислили его тогда быстро.

Федор Сидоров, с которым познакомились мы в Вапнярке, участвовал в том самом неудачном для моей машины бою за село Багва, а после взятия села преследовал вместе с другими танками и самоходками отходящего противника. Преследование продолжалось до полной темноты. Когда спустился памятный мне густой туман, экипаж Сидорова не заметил, как оторвался от своих. Только глухой ночью машина оказалась вблизи неизвестного большого села. Со всеми предосторожностями подобрались к хатам со стороны огородов, двое из экипажа узнали от хозяев, что «нимець звэчири втик» и что наши в Рубаный Мист (так называлось это село) еще не приходили.

Командир машины лейтенант П. Стаханов принял решение дождаться утра здесь, чтобы дать возможность отдохнуть экипажу, совершенно измотанному за истекшие сутки: марш на сближение — бой — преследование — ночной марш наугад. Двоим на всякий случай Павел приказал лечь в машине, наводчику и Федору разрешил спать в хате, а сам остался бодрствовать. Часа через два, продрогнув основательно, он внимательно послушал во все стороны, ничего подозрительного не заметил и ушел в хату, чтобы перекурить в тепле и не маячить на улице огоньком цигарки. После этого Павел собирался разбудить на смену заряжающего, который спал в машине и, наконец, отдохнуть. Потягивая самокрутку, он постоял у окна, наблюдая за улицей, потом присел рядом с двумя товарищами, крепко спавшими на соломе, разостланной перед теплой еще печью, и… незаметно уснул.