Александр Усовский - Проданная Польша: истоки сентябрьской катастрофы

Получив за усмирение мятежа титул князя Варшавского, Паскевич был назначен наместником в Польше. На этом посту он пребывал в течение 25 лет, действуя строго, но справедливо, за что заслужил у прогрессивной общественности славу «душителя польской свободы».

В отличие от своих не совсем адекватных старших братьев, Николай I был достаточно твердым (даже жестким) правителем. Согласно его манифесту от 14(26) февраля 1832 г. «О новом порядке управления и образования Царства Польского», конституция 1815 г. упразднялась, Польша лишалась собственной армии и Сейма, сохраняя лишь административную автономию. Кроме того, император приказал забрать из семей польских аристократов всех мальчиков в возрасте 7-9 лет для воспитания их в Тульском кадетском корпусе.

В сороковых годах русское правительство упраздняет действовавший до этого на белорусских территориях Статут Великого княжества Литовского, заменив его внутрироссийскими законами.

Урока хватило надолго, и вплоть до окончания царствования Николая I поляки сидели смирно. По-мелкому им удалось напакостить России лишь в Крымскую войну, когда офицеры-поляки с удовольствием сдавались в плен англо-французским интервентам.

В числе защитников легендарной крепости были солдаты, унтер-офицеры и офицеры Брестского, Белостокского, Литовского, Виленского, Могилевского, Витебского, Полоцкого и Минского пехотных полков. Восемь полков (две пехотные дивизии!) отправила Литва (к этому времени уже все более и более становящаяся Белоруссией) сражаться за честь России на бастионы Севастополя! Из их числа за участие в Крымской войне Георгиевскими знаменами награждены 50-й Белостокский, 49-й Брестский, 51-й Литовский, 54-й Минский пехотные полки.

Надо сказать, что и польские полки русской армии сражались под Севастополем геройски — Георгиевские знамена получили 57-й Модлинский, 58-й Пражский, 59-й Люблинский пехотные полки. Но, увы — польские полки отличились не только доблестью своих солдат и унтер-офицеров. Офицеры этих полков также весьма и весьма «отличились» — но уже в другую сторону; распространенным явлением «Севастопольской страды» стал переход польских офицеров русской службы на сторону неприятеля.

Польские же солдаты в отличие от своих офицеров оказались людьми чести — они отлично понимали, что такое присяга, и случаев перехода польских рядовых к французам и англичанам практически не описано.

Однако стоило взошедшему на престол Александру II дать послабление, объявив амнистию участникам восстания 1830-1831 гг. — как в Польше тут же начались волнения, вскоре переросшие в открытый мятеж.

В ночь на 11 (23) января 1863 г. вспыхнуло тщательно подготовленное восстание. Мятежниками было создано временное национальное правительство. В этот раз основную ставку польские инсургенты делали на партизанскую борьбу, понимая, что регулярная армия — это серьезно; воевать в поле с регулярной армией они не планировали.

Вскоре восстание распространилось и на прилегающие украинские и белорусские территории. В советской истории данный факт трактовался как «национально-освободительная борьба» этих народов против царизма — впрочем, советская история любой факт трактовала как классовую борьбу — такая тогда была мода. В действительности и в Белоруссии, и на Украине бунтовала в основном проживавшая там польская (ополяченная) шляхта, крестьянство же поначалу заняло выжидательную позицию, сменившуюся затем полной и безоговорочной поддержкой русских властей.

Летом 1863 г. наместником Царства Польского был назначен Ф.Ф. Берг, получивший в свое распоряжение значительные военные силы и наделенный чрезвычайными полномочиями. Но главную роль в подавлении восстания сыграл все же не он, а Виленский генерал-губернатор М.Н. Муравьев. Он действовал решительно и энергично, за что получил в либеральных кругах кличку «вешатель». Впрочем, это прозвище его отнюдь не смущало, ибо пошло оно от его же фразы, опубликованной в петербургской прессе: «Я не из тех Муравьевых, которых вешают. Я из тех, которые вешают!»

Однако на самом деле по приказу Муравьева было казнено лишь 128 человек — в несколько раз меньше, чем было жертв творимого повстанцами террора. Еще 972 бунтовщика были сосланы на каторгу и 1427 — на поселение. Свое «почетное званием генерал-губернатор заслужил благодаря тому, что карал в основном — и вполне заслуженно — националистическую интеллигенцию: из 2399 отправленных в Сибирь на эту категорию приходится 1340 человек.

В апреле 1864 г. восстание было в основном подавлено. Этому весьма способствовал принятый 19 февраля (2 марта) 1864 г. указ «Об устройстве крестьян Царства Польского», согласно которому крестьянам передавались земли мятежной шляхты. С этого дня крестьяне с удовольствием помогали русским войскам, и неудивительно — указав место укрытия мятежного помещика, они тут же становились хозяевами его земли!

Самозваное польское правительство было арестовано, а его ведущие деятели вскоре казнены.

Надо сказать, что с 1863 г. и до начала Первой мировой войны «угнетенные поляки» пользовались неизменным сочувствием со стороны российского «общественного мнения». Для прекраснодушных русских бородатых либералов ситуация, когда часть обожаемой ими Европы вдруг оказалась в подчинении «русским варварам», вызывала истинные душевные страдания, подкрепляемые тем, что Запад в этом вопросе демонстрировал постоянную поддержку (главным образом идейную; всерьез помогать полякам никто не хотел) «польской интриге», русские либеральные деятели истово сочувствовали «польским страданиям». Русские «революционные демократы» тут же дружно выразили свое полное сочувствие повстанцам. «Когда в Польше началась революция, — писан П.А. Кропоткин, — все в России думали, что она примет демократический республиканский характер, и что Народный Жонд освободит на широких демократических началах крестьян, сражающихся за независимость родины». Этого, естественно, не произошло, и вскоре «радикальная часть русского общества с сожалением убедилась, что в Польше берут верх чисто националистические устремления».

Ну, а уж о Европе и говорить не приходится. 25 мая (6 июня) 1867 г. на Всемирной выставке в Париже польский эмигрант Антон Березовский (уж не родственник ли нынешнему беглому олигарху?) совершил покушение на российского императора Александра II — и что же? Почти вся парижская пресса и адвокаты тут же выступили в защиту террориста и убийцы! И им радостно вторили наши доморощенные либералы…